Дэн Абнетт. Ангел Буцефалона
Ларкин думал о смерти. Он решил, что давно бы желал умереть, если бы не боялся этого так сильно. Целыми ночами он размышлял об этом, но так и не решил, чего же он сильнее боится — самой смерти или страха перед ней. Хуже того, он так часто оказывался близок к ответу. Так часто его ловил ее ледяной взгляд, так близко щелкали ее стальные клыки. Ответ был рядом столько раз. Должно быть, сегодня он поймет. Здесь. Смерть или страх смерти. Может быть, Ангел знала. Но она молчала. Строго и сдержано она смотрела вниз. Глаза закрыты, будто она спит. Руки сложены на груди в молитве. Там внизу, за стенами, кипела битва за Буцефалон. Дрожали закопченные стекла в стрельчатых окнах — те, что остались целы. Яркими вспышками отражались трассирующие очереди, взрывы ракет. Ларкин прислонился к холодному камню колонны. Он поскреб испачканной рукой по узкому подбородку. Дыхание, наконец, возвращалось в норму, пульс падал. Приступ страха, от которого он стонал и задыхался пять минут назад, утихал, как буря. А может, он просто оказался в самом ее центре. — Ты рассказывал о том, как попал сюда. Ларкин оглянулся на Ангела. Она так и не подняла головы. Но она теперь смотрела на него, мрачно улыбаясь. Ларкин облизнул губы и беспечно взмахнул грязной рукой. — Война. Сражение. Судьба. — Нет, я имею в виду — именно сюда, — произнесла Ангел. — Приказы. Воля Императора. Казалось, Ангел слегка пожала плечами, закутанными в рясу. — Ты очень закрытый. Прячешься за словами, скрываешь за ними правду. Ларкин моргнул. На секунду перед его глазами замелькали яркие полумесяцы и размытые линии кровавой черноты. Короткий спазм тошноты. Он знал, что это означает. Знал с самого детства. Галлюцинации, тошнота, металлический привкус во рту. Потом беспричинный страх, видение туннеля. После этого, если повезет — вспышка огненной боли в голове, делающая его слабым и беспомощным на многие часы. Если не повезет — приступ, конвульсии, обморок. Потом он очнется, весь в крови и синяках от припадка. Несчастный, опустошенный, разбитый изнутри. — Что с тобой? — спросила Ангел. Ларкин слегка постучал пальцем по виску. — Я… не в порядке. И никогда не был, ни разу за всю свою жизнь. Припадки обычно пугали мою мать, но я боялся их намного сильнее. Время от времени со мной происходит такое. — В такие моменты, как сейчас? Когда тяжело? Когда рядом опасность? — Не обязательно. Это просто одна из причин. Ты ведь знаешь, что такое плоин? — Нет. — Это фрукт. Круглый, с мягкой зеленой кожурой. Внутри розовая мякоть, много черных косточек. Мой дядя выращивал их в саду, на Танисе. Замечательные фрукты, но от одного их запаха у меня начинался приступ. — Неужели нет никакого лекарства от этого? — У меня были таблетки. Но я забыл их взять, — он достал деревянную коробочку и открыл, показывая, что она пуста. — Или я не заметил, когда они кончились. — Как ты сказал, они называют тебя? — Чокнутый Ларкин. — Это жестоко. — Но ведь так и есть. У меня не в порядке с головой. Чокнутый. — С чего ты взял, что ты ненормален? — Ну, я ведь разговариваю со статуей, разве нет? Она рассмеялась и одернула белую рясу, прикрывавшую ее ноги. Ее окружало мягкое, чистое сияние. Ларкин снова моргнул и опять увидел полумесяцы и линии. Снаружи грохот очередей и взрывов рвал вечерний воздух. Ларкин поднялся и подошел к ближайшему окну. Он смотрел на город сквозь цветное стекло витража. Окруженный стеной в восемьдесят метров высотой, шпиль крупнейшего полиса Буцефалона возвышался на краю гор. |
