Дэймон Гэлгут. Арктическое лето
Оргии исключительно важны. Как же мало о них знают люди!
Сирайт
Они устроились в уголке палубы, которая предоставляла им возможность наслаждаться как солнцем, так и тенью и была недоступна для свежего морского ветра. Оба принесли с собой книги, но вежливо отложили их в сторону, как только завязалась беседа. Первому, Моргану Форстеру, было от роду тридцать три года, и он справедливо считал себя писателем. Его четвертый роман, недавно вышедший в свет, был принят настолько хорошо, что Форстер счел свои финансовые возможности достаточными для длительного путешествия. Ближайшие шесть месяцев он собирался провести вдали от дома – это было его первое бегство из Европы и второй раз, когда он надолго покидал свою мать. Его собеседником оказался армейский офицер, который возвращался в часть, стоявшую на северо-западной границе. Будучи на несколько лет моложе Моргана, молодой человек отличался привлекательной наружностью. Особенно выделялись зачесанные назад золотистые волосы и белозубая улыбка. Звали молодого человека Кеннет Сирайт. До этого им уже приходилось беседовать, и неожиданно для себя Морган понял, что ему нравится этот молодой человек. Пароход был битком набит офицерами и их ужасными женами, но этот Кеннет Сирайт разительно отличался от армейского люда. Во-первых, молодой офицер путешествовал в одиночестве. Во-вторых, Морган заметил, с какой добротой его теперешний собеседник отнесся к единственному пассажиру-индийцу – добротой, на которую были столь скупы прочие пассажиры; и Моргана искренне тронуло это обстоятельство. Эти две особенности дали понять молодому писателю, что у него с юным офицером гораздо больше общего, чем казалось ему до этого. Хотя Морган провел на борту всего неделю, ему представлялось, что плывет он уже целую вечность. Его сопровождали трое друзей, но их компания уже начинала тяготить молодого писателя. Мыслями своими он уносился вперед, за морские горизонты. Часами без передышки Морган либо бродил по палубе, либо в бесцельной задумчивости сидел на перилах, глядя на летучих рыб, которые шлепались на бак, да на прочие водные создания, время от времени появлявшиеся из глубин, – медуз, акул, дельфинов. В такие минуты взгляд его проникал глубоко под поверхность моря. Однажды он увидел широкие алые полосы, колыхавшиеся на волнах, и ему сказали, что это рыбья икра, готовая породить мириады мальков, – нечеловеческие формы жизни, набухающие и зреющие, чтобы наконец появиться на свет в среде, чужой и враждебной человеку. Морган же, похоже, увяз в своих отношениях с людьми. Каждое утро его встречали одни и те же лица. Корабль казался маленьким кусочком Англии, конкретно – округом Танбридж-Уэллс, который вдруг откололся от острова и отправился в самостоятельное плавание. По какой-то причине, быть может, оттого, что болтали больше других, женщины казались особенно невыносимыми. Общаясь с Морганом, женщины исходили из предположения, что он разделяет их чувства, что никоим образом не соответствовало действительности. Одна из путешественниц, молодая особа, находившаяся в активном поиске спутника жизни, пару раз исподтишка набрасывалась на Моргана, но каменное лицо писателя отвратило ее от дальнейших попыток. Но что раздражало его более всего, так это бросаемые походя полные злобы реплики и замечания, которые он то и дело слышал за обеденным столом. Некоторые из них он занес в свой дневник, чтобы обдумать на досуге. Как-то дородная дама, которая служила медсестрой в Бхопале, между блюдами прочитала ему лекцию о том, сколь убога домашняя жизнь поклонников Магомета. Если уж детям из Англии приходится осесть в Индии, то они начинают говорить как полукровки, а это такой позор! – А этот молодой индиец, что плывет с нами! – горячо шептала она Моргану на ухо. – Он же магометанин, правда? Говорят, в Англии он учился в приличной школе, но это что ему дало? Он-то считает, что принадлежит к нашему кругу, – просто смех! У Моргана с молодым индийцем, имени которого он не помнил, нашлись общие знакомые, но парень был большой зануда и общение с ним не доставляло удовольствия. |
