Чингиз Айтматов. Белый дождь
Ветер, охлажденный в вышине каменных скал, с силой вырывается из сумрачной глубины ущелья и уносится к подножию гор. Там внизу спит аил. Тихо кругом, в окнах гаснут огни, луна чуть заметно серебрит подернутые весенней изморозью тугие почки, готовые вот-вот лопнуть. И только ветер шуршит камышовой кровлей да собака урчит спросонья. А там, вдалеке, слышится еле уловимый шум горной реки и рокот моторов… В темноте к окраине аила быстро приближаются две фигуры. Вот они, замедлив шаг, остановились. — Ну, теперь я сама… спасибо, — послышался женский голос. — Давай еще провожу, вдруг собаки покусают, — ответил мужской голос. — Я не боюсь собак… — Все же… — Нет, Касымджан, ты опоздаешь на работу. — Успею, еще есть время. — Касымджан зажег спичку. Трепещущее пламя на миг выхватило из темноты девушку, повязанную клетчатым платком, и молодого парня в кожаной спортивной куртке на «молнии» и кирзовых сапогах. — О, Саадат, еще целых два с половиной часа… — сказал он, взглянув на часы. — Но надо, Касымджан, иди… Увидит еще кто, пойдут разговоры… Потом я очень беспокоюсь, зачем мать вызвала меня?.. Вдруг заболела?.. — Да-а, если это так, то оставлять ее одну нельзя. Но ты не печалься, что-нибудь придумаем… Они постояли еще немного и разошлись: Саадат — домой, а Касымджан — по дороге в горы. Пройдя немного, он оглянулся. — Если что, сообщи… Я буду ждать… — Хорошо, — сдавленным голосом отозвалась Саадат… Она прошла несколько шагов, остановилась и оглянулась. Касымджана уже не видно. Темно. Саадат поспешила домой. Чем ближе она подходила к дому, тем торопливее становились ее шаги. Саадат наконец не выдержала и побежала. В голове путались мысли, одна мрачней другой. Девушке чудилось, что вот сейчас она прибежит, откроет дверь и увидит в постели больную, с запавшими глазами мать. «Апа, дорогая моя, милая апа!» — силится крикнуть Саадат, но голос пропал. А вот уже и знакомая калитка. И вдруг она увидела, как навстречу ей движется какая-то тень. — Ты, Саадат? — спросила мать. — Апа, что случилось? — Ты одна в такую ночь? — Одна, — солгала Саадат. — Что ты, бог с тобой! — всплеснула руками Сейнеп-апа. — Да можно ли… — Нет, я на попутной бричке приехала, — вовремя сообразила Саадат. Обнимая дочь, Сейнеп-апа заплакала: — Истомилась… Все глаза проглядела. Уж ночь, а тебя все нет и нет. Думаю, не случилось ли чего в дороге… Собиралась уже сама идти навстречу… — Да что с тобой, апа, ведь мы виделись на той неделе… Саадат работает прицепщицей в тракторной бригаде и почти все лето живет на полевом стане. И всякий раз, когда она приходит домой, для Сейнеп-апа это настоящий праздник. Она так скучает, что потом ни на шаг не отходит от дочери. Они вместе растапливают очаг, хлопочут по хозяйству — одна месит тесто, другая варит мясо, Саадат доит корову, а мать стоит возле, готовит пойло. И нет конца разговорам. И в колхозе, где работает Сейнеп-апа, и в тракторной бригаде новостей много. Только когда Саадат идет к реке по воду, Сейнеп-апа стоит у калитки и провожает ее взглядом. Не верится матери, что дочь уже выросла. С таким умилением глядит Сейнеп-апа на упругие, стройные плечи Саадат. С какой легкостью несет она коромысло, придерживая его полной смуглой рукой с чеканенным серебряным браслетом, как красиво ступают ее ноги. |
