Томас Манн. Будденброки
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
– «Что сие означает?.. Что сие означает?..»
– Вот именно, черт возьми, c'est la question, ma tres chere demoiselle!
Консульша Будденброк, расположившаяся рядом со свекровью на длинной белой софе с си-деньем, обтянутым желтой шелковой тканью, и спинкой, увенчанной золоченой головою льва, бросила быстрый взгляд на супруга, сидевшего тут же в креслах, и поспешила на помощь дочке, которая примостилась на коленях у деда, поближе к окну.
– Тони, – подсказала она, – «Верую, что господь бог…».
Маленькая Антония, хрупкая восьмилетняя девочка в платьице из легчайшего переливчатого шелка, чуть отвернув белокурую головку от лица деда и напряженно вглядываясь в пустоту серо-голубыми глазами, повторила еще раз: «Что сие означает?», – затем медленно произнесла: «Верую, что господь бог…» – вдруг с прояснившимся лицом быстро добавила: «…создал меня вместе с прочими тварями», – и, войдя в привычную колею, вся так и светясь радостью, единым духом выпалила весь член катехизиса, точно по тексту издания 1835 года, только что выпущенного в свет с соизволения высокомудрого сената.
«Когда уж разойдешься, – думала она, – то кажется, будто несешься с братьями на салазках с Иерусалимской горы. Все мысли вылетают из головы, и хочешь не хочешь, а нельзя остановить-ся».
– «К тому же: платье и обувь, – читала она, – пищу и питье, дом и двор, жену и детей, землю и скот…»
Но при этих словах старый Иоганн Будденброк неожиданно разразился смехом, вернее – хи-хикнул, громко и саркастически; этот смешок он уже давно держал наготове. Старика радовало, что вот опять удалось потешиться над катехизисом, – цель, ради которой, вероятно, и был учинен весь этот домашний экзамен. Он тут же осведомился о количестве земли и скота у Тони, спросил, почем она продает мешок пшеницы, и предложил незамедлительно вступить с ней в торговую сделку. Его круглое розовое лицо, которому он при всем желании не умел придать выражения суровости, обрамлялось белыми, как снег, напудренными волосами, а на широкий воротник мышино-серого сюртука спускалось некое подобие косички. В семьдесят лет он все еще хранил верность моде своей юности и хотя отказался от галунов между пуговицами и большими карманами, но длинных брюк в жизни не нашивал. Его широкий двойной подбородок уютно покоился на кружевном жабо.
Все стали вторить его смеху, – надо думать, из почтения к главе семьи. Мадам Антуанетта Будденброк, в девичестве Дюшан, захихикала совершенно как ее супруг. Эта дородная дама с ту-гими белыми буклями, спускавшимися на уши, в простом черном платье со светло-серыми поло-сами – что свидетельствовало о ее врожденной скромности, – держала в белоснежных, все еще прекрасных руках, маленький бархатный мешочек-«помпадур». Черты ее лица с течением времени стали до странности схожи с чертами мужа. Только разрез и живость темных глаз выдавали ее полуроманское происхождение: уроженка Гамбурга, она со стороны деда происходила из франко-швейцарской семьи.
Ее невестка, Элизабет Будденброк, урожденная Крегер, смеялась тем крегеровским хохот-ком, который начинался неопределенным шипящим звуком; смеясь, она прижимала к груди под-бородок Как все Крегеры, консульша отличалась величавой осанкой, и хоть и не была красавицей, но ее чистый, ровный голос, ее спокойные, уверенные и мягкие движения радовали всех и каждого своей чинной неторопливостью. Ее рыжеватые волосы, на макушке уложенные в маленькую корону и крупными локонами спускающиеся на уши, превосходно гармонировали с нежной белизной ее кожи, на которой здесь и там проступали крохотные веснушки. Наиболее характерным в ее лице с несколько длинным носом и маленьким ртом было полное отсутствие углубления между нижней губой и подбородком.
|
