Эрик-Эмманюэль Шмитт. Десять детей, которых никогда не было у госпожи МингЦикл Невидимого - 6
Китай – это скорее тайна, а не страна. Госпожа Минг, узкоглазая, с отливающими синевой черными волосами, сидя с прямой спиной на своем табурете, однажды бросила мне, заезжему европейцу: – Все мы от природы рождаемся братьями, а образование делает нас разными. Она была права… Китай, несмотря на то что я изъездил его вдоль и поперек, ускользал от меня. С каждым моим путешествием его земли расширялись, его история улетучивалась, я терял ориентиры, не обретая новых. Независимо от успехов в освоении кантонского диалекта, несмотря на чтение, вопреки тому, что я множил торговые соглашения с его жителями, Китай отступал – по мере того как я приближался. Словно горизонт. – Чем жаловаться на темноту, лучше зажечь свет, – заявила госпожа Минг. Как? Кого выбрать, чтобы обшарить эти загадочные земли? Какую заарканить жертву? У Китая столько лиц, сколько рыбешек в Средиземном море. – Планету населяет миллиард китайцев и пять миллиардов иностранцев, – пробормотала госпожа Минг, не отрываясь от своего рукоделия. Пластмассовый коричневый радиоприемник – пережиток эпохи маоизма – делал голоса гнусавыми, словно диктор захлебывается соплями. Госпожа Минг повторяла высказывания журналиста – аса статистики и вылизывания задов. «Миллиард китайцев…» В тот момент я не уловил, что ее смущает: что китайцев так много или так мало… По рождению принадлежа к арифметическому народу, некогда изобретшему калькулятор, эта дама имела свои счеты с цифрами. На первый взгляд, мало что отличало ее от других пятидесятилетних; однако всем известно: первый взгляд ничего не значит. Круглое румяное лицо, заметные морщинки на коже, мелкие, как зернышки, зубы – госпожа Минг была точно спелое, если не перезрелое, яблоко, славный фрукт, еще не иссохший. И такая худая, что ее тело напоминало гибкую ветку. Когда она говорила, становилось понятно, что эта ягодка с кислинкой, а не сладкая, потому что госпожа Минг в разговоре цедила едкие фразы, которые жалили мозг собеседников. Здесь, в провинции Гуандун, госпожа Минг восседала на своем треножнике в расположенных в подвале «Гранд-отеля» благоухающих жасмином туалетах, где среди белых керамических плиток и под ослепительным неоновым светом в ее обязанности дамы-пипи входило следить за их чистотой. Этому уязвляющему унылые души занятию госпожа Минг вернула былое благородство: она царила в центре мироздания. Во время конгрессов и семинаров, ежедневно устраиваемых на верхних этажах, вы бежали к ней со всех ног; возле нее вы притормаживали, переминались с ноги на ногу, замирали; ее молчаливое величие смущало; вы подчинялись, вы молили глазами, вы выпрашивали дозволения проникнуть в ее владения; в этот самый момент она окидывала вас таким взглядом, будто видит насквозь все, что происходит в глубине ваших мозгов и внутренностей. «Даже не начинайте, я прекрасно знаю, с кем имею дело». В ее серых зрачках читали не приговор, но снисхождение; больше того: отпущение грехов. Будь перед ней рабочий, инженер, менеджер по маркетингу или даже генеральный директор, она видела вашу нужду и принимала вас, бывшего мальчика, просящегося на горшок, жалкую плоть, которая жаждет ослабить напряжение своих тканей. От маоистского Китая госпожа Минг сохранила эгалитаризм, от Китая конфуцианского – гуманизм. Так что госпожа Минг управляла мужским отхожим местом «Гранд-отеля» в Юнхаи, что, судя по ее державному присутствию, свидетельствовало о ее преуспеянии. Наводить лоск в расположенных в глубине коридора женских удобствах означало бы понизить свой рейтинг – в этой стране ценят мальчиков. Там она была бы прислугой, здесь она властвовала: перед ней, приветствуя ее, тысячами проходили мужчины, а она, милосердная, даровала им право на облегчение. |
