Жаклин Уилсон. Девчонки в слезахДевчонки - 4
Глава первая ДЕВЧОНКИ ПЛАЧУТ ОТ СЧАСТЬЯ
Никогда не догадаетесь! Я на седьмом небе — хочется смеяться, петь, кричать, даже плакать. Не дождусь, когда смогу поделиться радостью с Магдой и Надин. Спускаюсь к завтраку. Потягиваю кофе, грызу тост и специально кладу руку на стол, чтобы все заметили. Лучезарно улыбаюсь папе и Анне. Как вы помните, Анна — моя мачеха. Не забываю одарить ласковым взглядом и Моголя. У него простуда — глаза бы мои не видели противных зеленых соплюшек младшего братца. — Почему ты ухмыляешься, Элли? — гнусавит Моголь, поглощая тост с толстым слоем клубничного джема. У нас кончилось масло, и Анна разрешила ему двойную порцию джема. — Хватит на меня пялиться! — Больше мне делать нечего, хлюпик несчастный! Думаешь, приятно на тебя смотреть? — Вот и не надо! Не собираюсь никому нравиться, — кривляется Моголь и громко шмыгает носом. Мы вздрагиваем. — Хватит, сынок, дай мне спокойно позавтракать! — просит папа и легонько щелкает его газетой "Гардиан". — Возьми в коробке бумажный носовой платок, Моголь, — велит Анна, не отрывая взгляда от эскизов джемперов в блокноте. Ладно, папа с Моголем могут и не заметить. Но Анна — вот уж от кого не ожидала! — Носовые платки кончились! — торжествующе заявляет брат и пускает носом пузыри. — Ах, верно. Вчера не удалось зайти в «Уайтроуз», — говорит Анна. — Оторви кусок туалетной бумаги. — Не могу найти, — хнычет Моголь, словно ожидая, что ее, как в рекламном ролике, принесут на кухню щенки «Андрекс». — А что ты рисуешь, мам? Кролика? Ну-ка, дай посмотреть! — просит братишка и тянет на себя лист. Анна не выпускает эскиза из рук, и он рвется пополам. — Как не стыдно, Моголь! С шести утра работаю над несчастными спящими кроликами! — кричит Анна. — Марш в туалет! Сейчас же высморкайся! Надоел! Слышишь меня или нет? Моголь вздрагивает и, всхлипнув, вылезает из-за стола, боязливо пятясь и держа в руке пол-эскиза. Потом виновато роняет кроликов на пол и с дрожащими губами бежит к двери. Мы слышим, как он ревет в коридоре. — Мальчик плачет, Анна, — говорит папа. — Знаю, — отвечает она и принимается за новый эскиз. — Что с тобой происходит? Почему ты на него кидаешься? Он только хотел посмотреть, — продолжает папа, сворачивая газету и поднимаясь из-за стола с видом мученика. — Пойду успокою ребенка. — Уж сделай одолжение, — цедит сквозь зубы Анна. — Он ведь и твой сын тоже. Когда сегодня ночью Моголь пять раз просыпался из-за насморка, ты преспокойно храпел. — Неудивительно, что у него забит нос, если он не может нормально высморкаться. Как мы дошли до жизни такой? Ни носовых платков, ни масла… По-моему, я говорю о вещах первой необходимости. — Ты прав, дорогой. Анна рисует, но видно, что у нее дрожит рука. — Вещи и продукты появляются в доме как по мановению волшебной палочки, потому что каждую неделю кое-кто тащится в супермаркет, — говорит она. Нет больше мочи терпеть. Мой счастливый пузырь вот-вот лопнет. Пальцы на заколдованной руке сжимаются. Что произошло с папой, Анной и Моголем? Почему они дуются друг на друга? Неужели папа не может взять магазины на себя, а Анна — быть поосторожней со словами? Почему бы Моголю не высморкаться? Почему нужно превращать завтрак в неприятную сцену — папа кричит, Анна чуть не плачет, а Моголь орет как резаный? Кто в доме подросток? Кто должен визжать и дебоширить? А вы только посмотрите на нее! Милая, маленькая, трепетная Элли… И все потому, потому, потому! Вытягиваю руку и нарочито растопыриваю пальцы. |
