Павел Санаев. Хроники Раздолбая
Похороните меня за плинтусом - 2
Посвящается моей жене Алене
ГЛАВА ПЕРВАЯ
11 августа 1990 года Раздолбай проснулся чуть раньше обычного — в полвторого дня. Солнце за окном было жаркое и белое. Над асфальтом Ленинградского проспекта висел синеватый от грузовой гари воздух. Люди давно ходили по улицам, потели и устало вздыхали. А Раздолбай только открыл глаза. От долгого, тяжелого сна его чувства как будто затупили чем-то увесистым. Он полежал, понял, что заснуть больше не получится, и поплелся на кухню затачивать отупевшие чувства крепким кофе. На следующий день Раздолбаю исполнялось девятнадцать. Родители, точнее мать и отчим, заранее сделали ему подарок и уехали на книжную ярмарку во Францию, чтобы утром бродить в золотистом парижском тумане, днем удивляться магазинам, а вечером представлять книги крупного советского издательства, директором которого отчим работал большую часть жизни. Трехкомнатная квартира на Ленинградке вторую неделю была в полном распоряжении Раздолбая, но радости от этого он не испытывал. Наливая кофе, он в который раз думал, что свободная квартира — это повод позвать друзей и девушек, пить шампанское, танцевать, обнимать девушек на диванах в полутемных комнатах… Как получилось, что к девятнадцати годам у него нет ни девушек, ни друзей? Хотя Раздолбаю было без одного дня девятнадцать, выглядел он младше своих лет и был из тех субтильных юношей, в которых есть что-то птичье. Это птичье в себе Раздолбай ненавидел и панически боялся раздеваться на людях. На пляж он не ходил, в баню и бассейн тоже. В военкомат ему пойти пришлось. Там его раздели и выставили в коридор, полный мускулистых организмов. От смущения у Раздолбая пропал голос и, представ перед комиссией, он с трудом пробулькал: «Призывник такой-то для прохождения медицинского освидетельствования прибыл». Военврачу это не понравилось. Он ткнул Раздолбая меж костлявых ребер заскорузлым пальцем и пообещал отправить в Афганистан. — С Афганистаном опоздали уже, Михаил Трофимыч, выводят наш контингент, — напомнил краснолицый полковник, похожий на краба с этикетки дефицитных консервов. — Значит, погранцом в Таджикистан отправится. Им нужны доходяги — собак кормить. Полковник и военврач весело рассмеялись, а у «призывника такого-то» окончательно пропал голос. В Таджикистан, как, впрочем, и в армию, Раздолбая не отправили из-за бронхиальной астмы и хронического заболевания почек. Родного отца Раздолбай не знал. По воспоминаниям матери, папа считался весельчаком, но семейная жизнь и рождение сына засушили его веселость на корню. То и дело он впадал в тоску и угрюмо молчал по несколько дней кряду. — Тоска-а-а… — протянул как-то отец, глядя на ползающего в манежике Раздолбая и сидящую рядом с книжкой мать. — Вот же тоска беспросветная! Удавиться, что ли? — Ну удавись, — ответила мать, не отрываясь от книжки. Отец вышел из комнаты, снял на кухне бельевую веревку и, привязав ее к верхней петле входной двери, сноровисто смастерил удавку. — Галь! — позвал он. — Поди сюда! — Зачем? — Ну поди, покажу чего. Мать подошла. Отец накинул петлю на шею и, сказав: «Вот тебе!», повалился плашмя. Веревка лопнула, как струна, придушенный отец врезался подбородком в ящик для обуви и сломал себе челюсть. В больнице ему связали зубы проволокой, мать каждый день носила туда бульоны и протертые супы, а когда челюсть срослась, подала на развод. Отец не возражал и с тех пор не появлялся. Алименты, впрочем, он присылал исправно, и, сложив последние три перевода, мать даже купила Раздолбаю на шестнадцатилетие фотоаппарат «Зенит». До пяти лет они жили вдвоем. |
