Андрей Таманцев. Их было семеро…Солдаты удачи - 1
Вы все хотели жить смолоду, Вы все хотели быть вечными, – И вот войной перемолоты, Ну а в церквах стали свечками. А. Чикунов
В романах серии «Солдаты удачи» все события взяты из жизни. Мы изменили только имена героев. Почему? Это нетрудно понять: слишком тяжела и опасна их работа. Каждый из них всегда на прицеле, вероятность избежать смерти приближается к нулю… Имеем ли мы право лишать таких людей надежды на завтрашний день?..
Пролог
Это я, это я, Господи! Имя мое – Сергей Пастухов. Чин мой на земле – раб Твой. Смиренный ли? Нет. Укротивший ли гордыню свою? Нет. Потому что я – воин. Может ли быть смиренным воин? Может ли укротивший гордыню исполнять как подобает дело свое? Твой ли я воин, Господи, или царя Тьмы? Вразуми меня. Наставь на путь истинный. Дай знак мне.
* * *
Я стоял один посреди пустого храма, скупо освещенного пробивавшимися сверху, сквозь разноцветные витражи, лучами солнца. Фольгой и позолотой мерцали оклады икон. Откуда быть злату и серебру в нашем Спас‑Заулке, в бедной сельской церквушке, бревенчатый сруб которой и кресты над тремя ее куполами были для меня с самого раннего детства так же привычны, как тихие, в лилиях и кувшинках, заводи Чесны, как раскидистая ветла над нашей избой, как осенние стога и голубые разливы цветущего льна. В этом храме двадцать шесть лет назад меня крестил отец Федор – огромный, бородатый, вечно полупьяный и жизнерадостный, как сатир. Сам я, конечно, не помню, но мать рассказывала, что он уронил меня в купель и еле успели вытащить. Опасались, что буду бояться воды, – но нет, обошлось. Он же венчал нас с Ольгой. Сами мы об этом и думать не думали, но мать попросила, не хотелось ее огорчать. Отец Федор и здесь отличился: мое обручальное кольцо выскользнуло у него из рук, минут десять ползали по храму, пока нашли. Он же отпевал в этом храме отца, а через три года – мать. У меня долго стоял в ушах его требовательный бас: «Отпусти ей грехи ея вольныя и невольныя!..» С тех пор в Спас‑Заулке я не был ни разу. И даже не знаю, почему вдруг велел водителю свернуть на развилке не налево, к Москве, а направо – к Выселкам, к Спас‑Заулку. Утренняя служба кончилась, но дверь еще не успели запереть. Сухонькая старушка в синем халате, заканчивавшая уборку, предупредила меня: – Закрываем храм, сынок. Вечером приходи. – Да мне бы только свечку поставить. Пусть хоть немного погорит. – Тогда и поставишь. – Вечером я буду уже очень далеко отсюда, – объяснил я. – Спрошу у батюшки, – сказала она и исчезла в глубине церкви. Минут десять я стоял наедине с ликами святых и с самим собой. Потом появился священник. Но это был не отец Федор. Видно, тот уже отбасил свое. Открестил, отвенчал, отпел и отславил. Этот был совсем молодой – лет двадцать пять. Или тридцать. Или (почему‑то подумалось мне) тридцать три. Длинные русые волосы до плеч. Большие темные глаза. Что еще приметно: одет как‑то странно. Вроде как бы ряса на нем, но не черная, и вроде бы мешковина. Рубище. – Ты хочешь возжечь свечу, сын мой? – обратился он ко мне. – Знаешь ли, пред каким образом? Он протянул ко мне руку. Странное дело: в ней была не одна свеча, а несколько… Семь. Но почему‑то я этому даже не удивился, хотя удивляться было чему: откуда он знал, что нас семеро? Я взял у него свечи. Куда поставить одну, я знал точно. И поставил – перед иконой Николая‑чудотворца. |
