Александр Матюхин. Кладбище ведьм
Пролог
По горячему летнему небу ползли облака. Мальчик смотрел на них, задрав голову и прищурив левый глаз. Пытался представить, на что может быть похоже вон то мохнатое облако. Вроде бы собачья голова. Да, так и есть. Зубастая пасть, треугольные уши, плоская вытянутая морда. Овчарка, как в фильмах. — Пап, смотри, собачья голова! — произнес мальчик, не отрывая взгляда от облака. Папа ничего не ответил. Он был занят делом. За спиной мальчика, в глубине двора, тревожно заскулил Тузик — черная дворняга, найденная три дня назад на краю поселка. Тузик был мелким, некрасивым и никому не нужным псом. Он скулил постоянно, будто чуял неладное. Мальчику не нравился Тузик. Какой-то неправильный пес. Бабушка, высунувшись из окна летней кухни, сказала: — Через пять минут все будет готово. Она обращалась к папе, но мальчик тоже кивнул. Облако в форме собачьей головы проплывало мимо солнца, касаясь его лохматым боком. Ветер принёс запахи. Что-то жарилось. — Пап, а что будет, если облако врежется в солнце? — Хрень какая-то будет, — буркнул папа. — Ты бы лучше делом занялся. Пойди, Серафиме Львовне помоги. — А что ей помогать? Не справится? Тяжелая папина ладонь влетела в затылок. Клацнули зубы. — Ты не хами тут, — наставительно сказал папа. — Дуй живо, спроси, чем помочь можно. Мальчик нехотя оторвался от разглядывания облаков и, потирая затылок, побежал через двор к летней кухне. Тузик, привязанный к виноградной оградке на короткий поводок, заскулил и попытался убраться с дороги. Мальчик задорно пнул его под зад и засмеялся над разливающимся по двору коротким противным визгом. Так и надо чертовой дворняге. Вертится тут под ногами. Из окна высунулась бабушка, Серафима Львовна. Все её лицо состояло из морщин, сквозь которые проглядывали крохотные глазки, приплюснутый нос и тонкие потрескавшиеся губы. Кожа на руках потемнела и покрылась множеством темных пятен. — Зачем животину мучаешь? — спросила она, потом, не дожидаясь ответа, продолжила. — На, дай сожрать. Пес который день не ест. Должен вмиг заглотить. В широкой ладони у бабушки лежало черное яйцо. От него остро пахло горелым. — Сожрет? — спросил мальчик с сомнением, хотя сам же кормил месяц назад таким же яйцом другого пса. Тот умял за обе щеки, как говорится. — Не сожрет — затолкаем, — простодушно отозвалась бабушка и подмигнула. Серафима Львовна немного пугала. Он называл ее ведьмой и без лишней надобности старался к ней не приходить. Он бы и сегодня не пришел, но настоял отец. Сказал, что мальчику пора посмотреть, что бывает, когда псы сжирают яйца. Ну, вот, похоже, скоро и придется. Мальчик взял яйцо. Во дворе, под тенью винограда, папа возился с топором: насаживал топорище на массивную рукоять. Топор был фамильной реликвией. Папа любил рассказывать историю, что топор этот сделали еще в те времена, когда и поселка-то не существовало, а боярам бороды не резали и платьев таскать не велели. То есть, давно. С тех пор топор передавали по мужской линии, в наследство. Рукоять гнила, ломалась, приходилось заменять её на новое. А вот топорище всегда выгляделоо так, будто только что было куплено. — Корми, корми, — пропыхтел папа, с усилием вбивая обух в дерево. По двору разнесся тяжелый металлический гул. Мальчик подошел к Тузику. Тот все еще скулил, поджав хвост. Какая всё же бесполезная псина. — На, жри, — положил перед ним яйцо, добавил мрачно. — А то затолкаем. |
