Мишель Фейбер. Книга странных новых вещей
Эве, навечно
I ДА ПРИИДЕТ ЦАРСТВИЕ ТВОЕ
1 Сорок минут спустя он был уже в небе
— Я хотел кое-что тебе сказать, — произнес он. — Так скажи, — ответила она. Он молчал, не отводя глаз от дороги. В темноте городской окраины видеть было нечего, кроме габаритных огней далеких машин, бесконечно разматывающегося клубка бетонного шоссе да громадных фонарей автомагистрали. — Бог, наверное, разочаровался во мне за одну только мысль об этом, — сказал он. — Что ж, — вздохнула она, — раз Он уже все знает, то можно и мне рассказать. Он мельком взглянул на нее, чтобы определить, в каком она настроении, но верхнюю половину ее лица, включая глаза, скрывала тень от кромки ветрового стекла. А нижняя половина отсвечивала лунной чистотой. Ее щеки, губы и подбородок — такие знакомые и родные, ставшие частью его жизни с тех пор, как он их узнал, — всколыхнули в нем острое и горькое чувство утраты. — Мир кажется гораздо лучше при рукотворном свете, — произнес он. Они ехали в молчании. Оба не выносили трескотни радио или назойливой музыки в записи. Это была только одна из многих черт характера, которые их объединяли. — И это все? — спросила она. — Да, — откликнулся он. — Я хочу сказать… считается, что девственная природа — абсолютное совершенство, правда? А все, что привносит человек, только позорит ее, захламляет — и все. Но мы потеряли бы половину наслаждений мира, если бы мы — человек, то есть человеческие существа… (Она усмехнулась: «Ну-ну, продолжай!») — …если бы мы не развесили повсюду фонари. В электрических лампах есть своя притягательность. Они скрашивают ночные поездки, вот как сейчас. Красота! Ты только представь, что нам пришлось бы ехать в кромешной темноте. Потому что это и есть нормальное, естественное состояние мира ночью, так ведь? Кромешный мрак. Просто представь. Как бы ты нервничала, не разбирая дороги, не видя ничего дальше нескольких метров. Скажем, едешь ты в город… впрочем, в мире без технологий — какие города… но предположим, ты направляешься туда, где живут люди, живут в естественных условиях, может, жгут кое-где костры… ты их не увидишь, пока не приблизишься вплотную. И не откроется чудесный вид, когда ты в нескольких милях от города, а огоньки на склоне холма мерцают, словно звезды. — Ага. — И даже внутри машины, допустим, она у тебя есть или другое средство передвижения в этом естественном мире, повозка, запряженная лошадьми, например… и в ней будет непроглядный мрак. И еще холод, если ночь зимняя. И только посмотри, что нам дано взамен! Он поднял руку (обычно он вел машину двумя руками, симметрично расположив их по обе стороны руля) и показал на приборную панель. Огоньки привычно горели. Температура. Время. Уровень воды. Масло. Скорость. Расход топлива. — Питер… — О, смотри! В нескольких сотнях метров впереди крошечная, груженная сверх всякой меры фигурка стоически маячила в лужице света. — Кто-то голосует. Я остановлюсь, да? — Нет! Тон ее голоса отбил у него всякое желание перечить, хотя до сих пор они редко упускали возможность проявить милосердие к посторонним. Человек на дороге с надеждой поднял голову. Окутанный светом фар, он превратился — на мгновение — из слабо различимой человекоподобной фигуры в нечто индивидуальное. Автостопщик держал в руках картонку с надписью «Хитрау». — Странно, — заметил Питер, когда они промчались мимо. |
