Осне Сейерстад. Книготорговец из Кабула
Предисловие
Султан Хан был одним из первых, с кем я познакомилась в Кабуле, когда приехала туда в ноябре 2001 года. До этого я провела шесть недель со штабом Северного альянса, в пустыне на границе с Таджикистаном, в горах Гиндукуш, в долине Пашир, в степях к северу от Кабула. Северный альянс теснил Талибан, а я везде следовала за ними, спала на каменном полу, в землянках, жила на линии фронта. Путешествовала в кузове грузовиков, на военном транспорте, на лошади и пешком. Поле падения режима талибов вместе с силами Северного альянса я вошла в Кабул. И там, в одном книжном магазине увидела элегантного седоволосого человека. После недель, проведенных в пыли и пороховом дыму, когда все разговоры вертелись исключительно вокруг вопросов военной тематике и наступления, было большим облегчением полистать книги и поболтать о литературе и истории. В магазине Султана Хана полки завалены книгами на разных языках, сборниками стихов, афганских легенд, книгами по истории, романами. Он оказался умелым продавцом: покидая его магазин, я уносила с собой семь книг. Я нередко заглядывала к нему, когда у меня выдавалась свободная минутка, — посмотреть на книги, пообщаться с интересным книготорговцем. Он был афганский патриот, с которым родина частенько обходилась несправедливо. «Сначала мои книги сожгли коммунисты, потом магазин разграбили моджахеды, а после пришли талибы и опять все пожгли». Однажды он пригласил меня к себе домой на ужин. На полу вокруг роскошной скатерти сидела его семья: одна из жен, сыновья, сестры, брат, мать и парочка двоюродных братьев. Султан рассказывал разные истории, сыновья шутили и смеялись. Царила непринужденная атмосфера, да и еда выгодно отличалась от спартанского рациона, который я делила в горах с командующим Северного альянса. Но я быстро заметила, что женщины почти ничего не говорят. Юная красавица жена Султана со своим младенцем тихонько сидела у дверей, не раскрывая рта. Другой его жены в тот вечер не было. Остальные женщины отвечали на вопросы, принимали похвалы своему кулинарному искусству, но сами никаких разговоров не заводили. Уходя, я сказала себе: это ведь Афганистан. Интересно было бы написать книгу об этой семье. На следующий день я пришла к Султану в магазин и поделилась своими мыслями. — Большое спасибо, — только и сказал он. — Но это значит, что мне придется жить у вас в доме. — Добро пожаловать. — Я буду везде ходить с вами, жить вашей жизнью. Рядом с тобой, твоими женами, сестрами, сыновьями. — Добро пожаловать, — повторил он. И вот туманным февральским утром я переехала к ним. Все, что у меня было с собой из вещей, — это мой компьютер, записные книжки, ручки, спутниковая рация и то, что было на мне. Остальное пропало по пути — где-то в Узбекистане. Меня встретили с распростертыми объятиями, а афганские платья оказались очень удобными. Мне постелили циновку на полу рядом с юной Лейлой, которой дали задание следить за тем, чтобы мне было хорошо. «Ты будешь моим ребенком, — сказала мне эта девятнадцатилетняя девушка в первый вечер. — Я буду о тебе заботиться», — заверила она меня и вскакивала каждый раз, когда я просыпалась. Султан приказал семье исполнять все мои желания. И добавил при этом, что нарушивший приказ будет наказан. Но об этом я узнала много позже. Дни на пролет мне подавали еду и чай. Постепенно меня стали посвящать в жизнь семьи. Самое интересное я узнавала из их рассказов, а не из ответов на свои вопросы. Они не всегда имели желание общаться, когда у меня был наготове блокнот, зато могли разговаривать в автобусе, во время похода на базар или ночью, лежа на соседней циновке. Большинство ответов пришли сами по себе, причем на такие вопросы, какие у меня не хватало бы фантазии придумать. |
