Патриция Хайсмит. Мистер Рипли под землейМистер Рипли - 2
Я думаю, что скорее бы умер за то, во что я не верю, нежели за то, что считаю истинным… Иногда мне кажется, что жизнь художника – это долгое и прекрасное самоубийство, и я не жалею об этом. Оскар Уайльд (Из писем)
1
Том был в саду, когда зазвонил телефон. Он знал, что мадам Аннет, их экономка, снимет трубку, и продолжал счищать мох, облепивший каменные ступеньки. Октябрь в этом году выдался сырой. – Мсье То‑ом! – прозвучало сопрано мадам Аннет. – Это Лондон! – Иду! – откликнулся Том. Он бросил лопату и поднялся по ступенькам. На первом этаже телефон был в гостиной. Том не стал садиться на диван, обитый желтым атласом, так как был в рабочих джинсах. – Том? Привет. Это Джефф. Ты… (щелк!) – Ты можешь говорить громче? Очень плохо слышно. – Так лучше? Я слышу тебя нормально. На другом конце провода всегда слышали нормально. – Да, немного лучше. – Ты получил мое письмо? – Нет. – М‑м… Тут у нас проблема. Я хотел предупредить тебя. Дело в том… Треск, зуммер, щелчок, и связь прервалась. – Вот черт, – произнес Том флегматично. О чем предупредить? Что‑то с галереей? С компанией “Дерватт лимитед”? Предупредить его? Но он же не занимается их делами. Да, это ему пришла в голову идея создать “Дерватт лимитед”, и теперь она приносила ему кое‑какие дивиденды, но… Том взглянул на телефон, ожидая, что тот зазвонит опять. Или, может быть, позвонить самому? Но он не знал, где Джефф – в галерее или у себя в студии. Джефф Констант был фотографом. Том вышел в сад через стеклянные двери с задней стороны дома. Он поработает еще немного, решил он. Ему нравилось поковыряться часок‑другой в саду – погонять взад‑вперед газонокосилку, выполоть сорняки, сжечь сучья. Это давало возможность подышать свежим воздухом, а заодно о чем‑нибудь помечтать… Не успел он взяться за лопату, как снова раздался звонок. В гостиной опять появилась мадам Аннет с тряпкой для пыли в руках. Это была жизнерадостная крепкая коротышка лет шестидесяти. По‑английски она не знала ни слова и, похоже, была неспособна выучить даже “Good morning”. Тома это вполне устраивало. – Я подойду, мадам, – сказал Том и взял трубку. – Алло! – раздался голос Джеффа. – Слушай, Том, ты не мог бы приехать сюда? Я… – Ты – что? – Опять помехи, но спасибо хоть связь на этот раз не прервалась. – Я говорю, что я все объяснил в письме. Я не могу по телефону. Это очень серьезно, Том. – Кто‑то напортачил? Бернард? – Отчасти. Тут один тип прилетает из Нью‑Йорка – может быть, уже завтра. – Что за тип? – Я объяснил в письме. Ты ведь знаешь, во вторник открывается выставка Дерватта – впервые за два года. До тех пор постараемся избегать встречи с американцем – нас с Эдом просто “не будет на месте”. – Тон у Джеффа был озабоченный. – Ты располагаешь временем, Том? – Да… – Тому не хотелось ехать в Лондон. – Было бы, наверно, лучше, если бы ты не говорил Элоизе, что едешь в Лондон. – Элоиза в Греции. – Да? Это хорошо. – В голосе Джеффа впервые прозвучало некоторое облегчение. Письмо пришло в пять часов – заказное и срочное.
“Чарльз‑плейс, 104 Дорогой Том, Во вторник 15‑го состоится открытие выставки Дерватта, после двухлетнего перерыва. |
