Маша Трауб. Наша девочка
Я покрутила головой: – крошечный перрон, цветы на клумбе и дети, мои ровесники, которые пронеслись вниз, к рельсам. Выждав еще две минуты, я пошла за ними. – Ты кто такая? – спросил меня строго один из мальчиков. – Я только приехала. А что вы делаете? – Иди отсюда, – сказал он, что-то сосредоточенно выкладывая на рельсы. – Пусть останется, – вступилась за меня девочка, – ты же никому не расскажешь? – Не расскажу. – Сейчас поезд поедет, – объяснила девочка, – и взрывы будут, как салют. Это пистоны. Мальчик оставил на рельсах несколько лент с черными точками, и вся компания кинулась врассыпную. Я осталась на месте. Через минуту с гудением, от которого закладывало уши, прошел состав. Всего один вагон. И тут же раздался грохот. – Я вот прямо сейчас выйду! И такое будет! Даже не знаю, что я сделаю! Вот в руках себя совсем не держу! Я вам головы оторву! Нет! Я вам другое место оторву! Нет! Я вам ничего отрывать не буду! Пусть вам будет стыдно! – кричал из окна машинист, высунувшись по пояс. – А ты что стоишь? Совсем стыда нет? Ты девочка или преступник? Что твой отец скажет? Скажет, что у него дочь – преступник? Почему ты стоишь? Вот иди сюда, я с тобой поговорю! Нет! Это я к тебе сейчас выйду! Назад поеду и выйду! Ты думаешь, у меня других дел нет? У меня столько дел! Но я себе еще одно дело сделаю – поговорю с твоим отцом! Нет, я с твоей матерью поговорю! Как она тебя воспитывает? Где ее глаза, что ее дочь так себя ведет! Поезд, пышущий жаром, медленно удалялся. Машинист продолжал что-то кричать. Я так и застыла на месте. Мой белый сарафан покрылся ровным слоем сажи и пыли. – Ну как, здорово? Слышала салют? – выскочила из кустов девочка.
– Где ты в небе хлопки видела? Врешь! – подошел мальчик. – Не вру. Салют – это как в калейдоскопе, много разных огней. Они как шар в небе и рассыпаются дождем. – Ух ты! – восхитилась девочка. – Пойдем отсюда, – сказал ей мальчик. – У тебя сарафан испачкался, – с тревогой сказала мне девочка. – Ругать будут. – Не будут, – ответила я и пошла назад, на перрон. Мальчик с девочкой перепрыгнули через рельсы и скрылись в кустах. В этот момент вернулась тетя Зина и даже не заметила моего грязного сарафана. – Придется пешком. По рельсам, говорят, ближе. Дорогу я узнала. За что мне наказание такое? Вот захочешь сделать доброе дело, так никакой благодарности не жди. Одни мучения. Тетка была недовольна. От жары она вся взмокла, пот струился по лицу. Мне было противно. Хорошо, что она не брала меня за руку. У тети Зины были страшные руки – красные, отекшие, с пальцами-сардельками, перетянутыми золотыми кольцами. Я всегда сначала смотрела на руки. По рукам сразу все понятно. Тетя Зина была такой же, как ее руки, – толстой злой сарделькой, которая могла говорить только о деньгах и своих болячках. А еще о том, какая она добрая и сердечная. |
