Филиппа Грегори. Наследство рода БолейнТюдоры - 4
Посвящается Энтони
ДЖЕЙН БОЛЕЙН
Бликлинг-холл, Норфолк, июль 1539 года Ну и жара! Только знойный ветер носится над полями и болотами, распространяя миазмы лихорадки. Был бы жив муженек, не сидели бы мы в такую погоду на одном месте, поглядывая на свинцово-серые рассветы и кроваво-красные закаты. Нет, мы бы путешествовали с королевским двором по поросшим лесом пустошам и равнинам Гемпшира и Суссекса — не найдешь в Англии земель богаче и краше. Скакали бы верхом по холмистым дорогам, стараясь первыми увидеть между зелеными ветвями проблеск морской глади. Охотились бы каждое утро, обедали под тенистыми сводами вековых деревьев, а по вечерам, в желтом свете посверкивающих факелов, танцевали бы в парадных залах загородных домов. Самые знатные семьи страны искали бы нашей дружбы, мы — фавориты короля, родственники королевы. Все бы нас любили, ведь мы Болейны — самое блестящее и утонченное семейство Англии. Невозможно смотреть на Георга и не желать его, нельзя устоять против Анны, и даже передо мной заискивают, надеясь добиться их внимания. Черноглазый, с темными густыми волосами, ослепительно красивый, на самом лучшем коне, Георг всегда рядом с королевой. Красота и ум Анны — колдовская прелесть темного меда — затмевают все. И я неподалеку. Лошади мчатся рядышком, шея к шее, голова к голове, брат и сестра скачут, словно пара любовников. Проносятся мимо, и даже грохот копыт не заглушает воркующего смеха. Гляжу на них, таких богатых, юных и прекрасных, и просто ума не приложу, кого люблю больше. Весь двор, казалось, сошел с ума, влюбленный в этих двоих, очарованный темными болейновскими глазами, головокружительным образом жизни брата и сестры. Они и впрямь игроки, любители риска, страстные реформаторы церкви, хитроумные, быстрые спорщики, читатели рискованных книг, смело рассуждающие обо всем на свете. Эта парочка любому вскружит голову, от короля до последней посудомойки. И теперь, три года спустя, я все еще не могу поверить, что никогда их больше не увижу. Не могли же они, такие молодые, столь полные жизни, умереть? В моей памяти, у меня перед глазами, они все еще скачут рядышком, юные и прекрасные. Как же мне хочется, чтобы видение обернулось правдой! Только три года прошло с тех пор, как я видела их в последний раз, три года два месяца и десять дней с той минуты, когда его пальцы беззаботно коснулись моих, он улыбнулся и сказал: «День добрый, женушка, пора идти, у меня сегодня много дел». Утро майского дня, турнир скоро начнется. Я знала, что брат с сестрицей в беде, но еще не понимала, что все потеряно. Теперь совсем другая жизнь, я шагаю каждое утро к деревенскому перекрестку, откуда начинается дорога в Лондон. Там стоит пыльный, в грязи и лишайнике камень, на нем вырезано: «Лондон, 120 миль». Как же далеко, как же это далеко! Каждый день я наклоняюсь и трогаю камень, словно он талисман какой-то, а потом возвращаюсь в отцовский дом, непереносимо тесный для той, что жила в королевских палатах. Брат с женой держат меня здесь из милости, им до меня никакого дела нет. Еще мне полагается маленькая пенсия, ее выплачивает Томас Кромвель, ростовщик и выскочка, новый закадычный дружок короля. Я, словно бедная соседка, живу в тени роскошного дома, когда-то мне принадлежавшего, — дома Болейнов в одном из наших имений. Живу незаметно, в забвении, вдова без поместья, никому, ни одному мужчине на свете не нужная. Кто меня захочет, вдову без собственного дома? Я привлекательная женщина, только мне уже под тридцать, и от недовольства судьбой лицо покрылось морщинами. Я — мать, но сын мой неизвестно где; вдова, но на повторное замужество нечего и рассчитывать. Я — наследница ужасного скандала, единственная, кто уцелел из всей злосчастной семейки. |
