Я могла бы целовать тебя с утра
до ночи.
– Поцелуями дело не ограничивается, но мы начнем с них и всегда будем ими заканчивать. Приоткрой губы и дай мне почувствовать твой
язык.
Она так и сделала, и когда ее язык встретился с его языком, она почувствовала, как его пальцы скользнули ниже, гладя ее сокровенную
плоть. Она содрогнулась от непривычных ощущений, которые вызвала в ней эта ласка, ощущений, рождающихся где то в глубине ее тела. И
застонала прямо в его открытый рот, поразив этим и его, и себя.
Он убрал руку и взглянул на ее лицо. На нем явственно отразилось разочарование. Он натянуто улыбнулся:
– Значит, тебе это нравится. Мне продолжить?
– Наверное, да.
Он засмеялся и снова припал к ее губам, но стон, который она издала, когда он осторожно ввел палец в ее плоть, заставил его забыть
обо всем, кроме безумной потребности войти в нее, потребности, которая вот вот станет сильнее его, и тогда он больше не сможет
держать себя в узде.
Но он знал, что должен сдерживаться, потому что устьице, в которое он проник, было очень узким. Он хотел подарить своей молодой жене
наслаждение, но сомневался, что это удастся сделать уже в этот, самый первый раз. Возможно, в первый раз лучше всего будет просто
сделать все как можно быстрее. Он почувствовал, как горячая плоть вокруг его пальца расслабилась, и погрузил его еще глубже. Да, она
уже готова принять его, об этом говорит эта влага. Колин представил себе, как глубоко входит в этот узкий, влажный проход, и едва не
утратил над собой контроль от вожделения.
Он застонал и содрогнулся и снова застонал, и Синджен, тут же перестав испытывать те странные ощущения внизу живота, которые были
порождены его лаской, широко открыла глаза.
– Колин, что случилось? Я сделала тебе больно?
– Да, и это прекрасно. Джоан, я должен войти в тебя сейчас. Твое тело уже готово впустить меня внутрь, но проход очень узкий.
Доверься мне. Я сделаю это очень медленно, но я должен войти в тебя. Этот первый раз необходим, иначе не будет второго, который
принесет тебе блаженство, вот увидишь. Только доверься мне.
Все приятные ощущения мгновенно улетучились. Синджен молча смотрела на него – теперь он лежал между ее ног и сгибал и поднимал ее
колени, придавая ей позу, удобную для него.
– Нет! – вымолвила она, в панике упираясь кулаками в его волосатую грудь. – Пожалуйста, Колин, не надо. Я передумала, я хочу
подождать. Может быть, лучше отложить это до Рождества…
Он вошел в нее, и она закричала, пытаясь вжать бедра в перину, но он стиснул их руками, продолжая проникать в нее все глубже. Она
попыталась лежать не двигаясь и не кричать, но это было трудно. Она закрыла глаза, чтобы хоть так отгородиться от него и от боли, но
боль только сделалась еще более пронзительной. Потом она почувствовала, как Колин остановился. Он тяжело дышал, и голос его дрожал,
когда он проговорил:
– Твоя девственная плева – я должен прорвать ее. Не кричи. Господи Иисусе, прости меня, милая.
Еще не кончив говорить, он с силой нажал, и она закричала, громко и хрипло. Он быстро закрыл ей рот ладонью, приглушив ее крики;
теперь он дошел до ее чрева, коснулся его, и это было ей отвратительно. Она ненавидела и боль, которую он ей причинял, и его
вторжение в ее тело. Ему то не было больно, о нет, он был безумным дикарем, снова и снова вонзающим в нее свое орудие; потом он вдруг
напрягся, выгнув спину, одеревеневший, как доска, и тут она открыла глаза, посмотрела вверх, на него, и увидела, что его глаза
закрыты, голова откинута назад и кадык бешено дергается вверх вниз. |