Эрих Мария Ремарк. Обетованная земля
Третью неделю я смотрел на этот город: он лежал передо мной как на
ладони -- и словно на другой планете. Всего лишь в нескольких километрах от
меня, отделенный узким рукавом морского залива, который я, пожалуй, мог бы и
переплыть, -- и все же недосягаемый и недоступный, будто окруженный армадой
танков. Он был защищен самыми надежными бастионами, какие изобрело двадцатое
столетие, -- крепостными стенами бумаг, паспортных предписаний и
бесчеловечных законов непрошибаемо бездушной бюрократии. Я был на острове
Эллис(1), было лето 1944 года, и передо мной лежал город Нью-Йорк.
Из всех лагерей для интернированных лиц, какие мне доводилось видеть,
остров Эллис был самым гуманным. Тут никого не били, не пытали, не истязали
до смерти непосильной работой и не травили в газовых камерах. Здешним
обитателям даже предоставлялось хорошее питание, причем бесплатно, и
постели, в которых разрешалось спать. Повсюду, правда, торчали часовые, но
они были почти любезны. На острове Эллис содержались прибывшие в Америку
иностранцы, чьи бумаги либо внушали подозрение, либо просто были не в
порядке. Дело в том, что одной только въездной визы, выданной американским
консульством в европейской стране, для Америки было недостаточно, -- при
въезде в страну следовало еще раз пройти проверку нью-йоркского
иммиграционного бюро и получить разрешение. Только тогда тебя впускали --
либо, наоборот, объявляли нежелательным лицом и с первым же кораблем
высылали обратно. Впрочем, с отправкой обратно все давно уже обстояло совсем
не так просто, как раньше. В Европе шла война, Америка тоже увязла в этой
войне по уши, немецкие подлодки рыскали по всей Атлантике, так что
пассажирские суда к европейским портам назначения отплывали отсюда крайне
редко. Для иных бедолаг, которым было отказано во въезде, это означало пусть
крохотное, но счастье: они, давно уже привыкшие исчислять свою жизнь только
днями и неделями, обретали надежду еще хоть какое-то время побыть на острове
Эллис. Впрочем, вокруг ходило слишком много всяких прочих слухов, чтобы
тешить себя такой надеждой, -- слухов о битком набитых евреями
кораблях-призраках, которые месяцами бороздят океан и которым, куда бы они
ни приплыли, нигде не дают причалить. Некоторые из эмигрантов уверяли, будто
своими глазами видели -- кто на подходе к Кубе, кто возле портов Южной
Америки -- эти толпы отчаявшихся, молящих о спасении, теснящихся к поручням
людей на заброшенных кораблях перед входом в закрытые для них гавани, --
этих горестных "летучих голландцев" наших дней, уставших удирать от
вражеских подлодок и людского жестокосердия, перевозчиков живых мертвецов и
проклятых душ, чья единственная вина заключалась лишь в том, что они люди и
жаждут жизни.
Разумеется, не обходилось и без нервных срывов.
|
