Барбара Картленд. Очарованный
Дверь библиотеки открылась, и леди Эльфа Алертон бесшумно проскользнула по ступеням на галерею. Библиотека в доме герцога Норталертона была выдающимся сооружением, вызывавшим возглас восхищения у каждого посетителя, поражая своими величественными размерами и галереей, украшенной медной решеткой сложнейшего узора. Перила лестницы, ведущей наверх, поражали своим изяществом и воздушностью. Нижняя часть ограды представляла собой плотный узор из цветов и листьев, и это частое металлическое кружево делало Эльфу практически невидимой из комнаты снизу. Она любила проводить здесь время в уединении. Вот и сегодня, тихо устроившись с книгой в руках, она читала, надеясь, что, если кто-то и зайдет в библиотеку, скорее всего не обнаружит ее. Раздались легкие шаги и шуршание шелка, из чего Эльфа заключила, что пришла мать. Девушка прекрасно знала, что если та ее увидит, то немедленно пошлет с каким-нибудь заданием в сад заниматься цветами. Герцогиня Норталертон была без ума от своего сада и не могла понять, почему ее дети считали скучным срезать головки увядших цветов, сажать приобретенные в разных концах страны новые редкие сорта или, того хуже, пропалывать клумбы. Она уже давно считала, что ее младшая дочь Эльфа слишком много времени тратит на чтение, отчего в голове у нее сплошной туман, и, как часто герцогиня говорила окружающим, живет «в плену собственного придуманного мира». Эльфа аккуратно перевернула страницу и вновь углубилась в чтение заинтересовавшей ее книги, когда стук двери и голос отца, раздавшийся снизу, заставили ее оторваться от этого занятия. — Ах вот ты где, Элизабет! А я повсюду тебя ищу. Я полагал, ты, как обычно, в саду. — Я хотела узнать, как правильно пишется по-латински название цветка азалеа, который мы только что получили, — смущенно ответила герцогиня. — Ты должен обязательно на него взглянуть, Артур. Это очень редкий вид, и я поражаюсь, как он смог благополучно добраться до нас после такого трудного путешествия. — Я должен кое-что сообщить тебе, Элизабет, — не скрывая раздражения, сказал герцог. — И мое сообщение намного важнее, чем все твои цветы. — Что случилось? — встревожилась герцогиня. Она знала, что ее бесстрастный, даже весьма прозаический муж крайне редко волнуется из-за чего-либо, и поэтому столь необычно было услышать нотки смятения в его голосе. — Я решил вопрос с поместьем Магнус Крофт раз и навсегда, — решительно сказал герцог. — Магнус Крофт? — переспросила герцогиня. — Не будь дурой, Элизабет! Ты так же, как и я, прекрасно знаешь, что я имею в виду десять тысяч акров земли, которые являются камнем преткновения в отношениях между нами и Линчестерами в течение вот уже двадцати лет. — Ах это! — воскликнула герцогиня. — Да, это! — решительно заявил герцог. — И я думаю, никому не удалось бы найти столь великолепного компромиссного решения, примиряющего стороны. Эльфа с интересом прислушивалась к разговору родителей, потому что знала лучше матери, как спор из-за владения поместьем Магнус Крофт разжигал наследственную вражду между двумя герцогскими домами. В то время, как этот спор развлекал все графство, он отравлял жизнь обоим герцогам, мешая им наслаждаться обществом друг друга. Ссора двух самых крупных в графстве соседей-землевладельцев была не только темой для бесконечных сплетен, но также служила пищей для различных сплетен и домыслов газет. Последнее обстоятельство вызывало ярость герцога Норталертона, который возмущался тем, что он называл «бульварной прессой», особенно учитывая его убеждение, что имя настоящего аристократа может появляться в печати только по поводу его рождения и смерти. |
