— Ты нас втравил в это рисковое дело, хотя я в нем резонно сомневался. Уговорил всех — тебе и отвечать! — заявил Седой Башуну перед допросом. — Мусора будут знать, что ты — всему голова. С братвой я договорился: они в один голос это подтвердят.

Седой сверху вниз властно посмотрел на приземистого Костыля и, сделав паузу, многозначительно добавил:

— А мне, если пораньше выйду, легче будет и тебя вытащить из тюряги. Это железный уговор.

— Это каким же способом? — проворчал Башун не в силах возразить против его доводов.

— Обычным. Мусора-то продажные, — презрительно ухмыльнулся Седой. — Подкупим охрану и устроим побег по дороге в суд или обратно. Так что не унывай! — ободряюще добавил он. Мы с тобой еще не одно дельце сообща провернем.

Больше поговорить друг с другом им уже не удалось, так как их развели по разным камерам. Увиделись они лишь на очной ставке, где Башун так же, как и на предварительном следствии, взял все на себя, подтвердив, что он — главарь их преступной группы, а Седой скромно изображал рядового подельника. И вскоре все, кроме Башуна, очутились на свободе по амнистии.

Узнав об этом, Костыль чуть не сошел с ума, сожалея о своей оплошности. Его злоба и отчаяние все усиливались, так как время шло, а никаких признаков того, что Седой о нем помнит и что-то предпринимает, не было. «Ну и пенку я дал, согласившись на его требование! — убивался бандит, кляня себя последними словами. — Это верно, когда Бог хочет наказать, то отнимает разум!»

Шли месяцы, и Башун уже не сомневался, что главарь банды нисколько не озабочен его судьбой. Ему было невдомек, что Седой не выполняет своего обещания из-за затяжки следствия и передачи материалов в суд, так как всех фигурантов по этому делу, кроме главного обвиняемого, амнистировали.

— Наверное, смеются сейчас надо мной, суки позорные, — задыхаясь от бессильной злобы, пожаловался Костыль другу Сереге. — Сами жируют на воле, а мне тут отдуваться за всех? Даже ни разу пожрать ничего не прислали. Курва буду, если не отплачу им за это!

— Да уж, такое не прощают! — согласился с ним Хирург, но тут же добавил: — Хотя то, что не носят передачи, как раз говорит о намерении Седого тебя скоро отсюда вызволить.

— Нет, прав я, Серега! — мрачно качнул головой Башун. — Если б Седой готовил побег, то дал об этом знать. Теперь только ты можешь помочь мне выбраться отсюда, — голос его прервался, — и то, если наш хитрован заинтересуется тем, что мы ему предлагаем. Тогда без Костыля ему не обойтись! Уж больно брезгуют наши братки мокрухой.

— Да, работы для тебя будет много, — согласился с ним Хирург. — Если мы развернем наше дело, как хотим, то одними трупами погибших в авариях никак не обойдешься. Нужные органы для заказчиков придется добывать!

— Вот и я о том же, — хладнокровно заявил Башун. — А где их взять, как не у бомжей и детишек? Сам же ты мне это растолковывал.

Он недобро усмехнулся.

— Представь, даже бомжей замочить не каждый согласится, хотя очистить от них город — очевидная польза.

— Ты и ребенка так же… запросто? — со спокойным интересом взглянул на друга-сокамерника Фоменко, а про себя подумал: «И впрямь, этот мясник нам сгодится».

Несмотря на безобидную внешность и мягкие вкрадчивые манеры, Сергей Фоменко, он же заключенный по кличке Хирург, был маниакально-бессердечен и жесток. Еще ребенком он неприятно поражал своих родных пристрастием отрывать крылья у бабочек, убивать лягушек и мучить животных.