Габриэль Гарсиа Маркес. Полковнику никто не пишет
Полковник открыл жестяную банку и обнаружил, что кофе
осталось не больше чайной ложечки. Он снял с огня котелок,
выплеснул половину воды на земляной пол и принялся скоблить
банку, вытряхивая в котелок последние крупинки кофе, смешанные
с хлопьями ржавчины.
Пока кофе варился, полковник сидел около печки, напряженно
прислушиваясь к себе. Ему казалось, что его внутренности
прорастают ядовитыми грибами и водорослями. Стояло октябрьское
утро. Одно из тех, что трудно пережить даже такому человеку,
как полковник, привыкшему к томительному течению времени. А
ведь сколько октябрей он пережил! Вот уже пятьдесят шесть лет
-- столько прошло после гражданской войны -- полковник только и
делал, что ждал. И этот октябрь был в числе того немногого,
чего он дождался.
Жена полковника, увидев, что он входит в спальню с кофе,
подняла москитную сетку. Этой ночью ее мучил приступ астмы, и
теперь она была в сонном оцепенении. И все же приподнялась,
чтобы взять чашку.
-- А ты?
-- Я уже пил, -- солгал полковник. -- Там оставалась еще
целая столовая ложка.
В этот момент раздались удары колокола. Полковник вспомнил
о похоронах. Пока жена пила кофе, он отцепил гамак, в котором
спал, скатал его и спрятал за дверью.
-- Он родился в двадцать втором году, -- сказала женщина,
думая о покойнике. -- Ровно через месяц после нашего сына.
Шестого апреля.
Она дышала тяжело, прерывисто, отпивая кофе маленькими
глотками в паузах между глубокими вздохами. Ее тело с тонкими,
хрупкими костями давно утратило гибкость. Затрудненное дыхание
не позволяло ей повышать голос, и потому все вопросы звучали
как утверждение. Она допила кофе. Мысли о покойнике не
оставляли ее.
-- Ужасно, когда тебя хоронят в октябре, правда? --
сказала она.
Но муж не обратил внимания на ее слова. Он открыл окно. Во
дворе уже хозяйничал октябрь. Разглядывая сочную густую зелень,
следы дождевых червей на мокрой земле, полковник вновь всеми
внутренностями ощутил его мокрую пагубность.
-- У меня даже кости отсырели, -- сказал он.
-- Зима, -- ответила жена. -- С тех пор как начались
дожди, я твержу тебе, чтобы ты спал в носках.
Шел мелкий, докучливый дождь. Полковник был бы не прочь
завернуться в шерстяное одеяло и снова улечься в гамак. Но
надтреснутая бронза колоколов настойчиво напоминала о
похоронах.
-- Да, октябрь, -- прошептал он, отходя от окна. И только
тут вспомнил о петухе, привязанном к ножке кровати. Это был
бойцовый петух.
Полковник отнес чашку на кухню и завел в зале стенные часы
в футляре из резного дерева.
|
