Василий Головачев, Александр Бушков, Василий Карпов. Реквием машине времени
Василий Головачев РЕКВИЕМ МАШИНЕ ВРЕМЕНИ
Одни мы над миром владыки, Нам зверь подчиняется дикий И травы зеленых полей…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПРЕЛЮДИЯ
Глава 1
Вездеход выгрузил их на лесной поляне, краем выходившей на покинутую деревню с необычным названием Скрабовка. В деревне уцелело всего несколько домиков, крытых соломой, серой от непогод и времени. Веяло от них запустением и старостью, неприкрытой крестьянской бедностью начала века, хотя водитель вездехода, местный старожил, рассказывал, что деревня покинута недавно, года четыре назад. Когда-то через нее тянулся Дятьковский тракт, обходивший болото и приток Ветьмы Пожну, но потом болото пересохло, через Пожну построили мост, тракт опустел, а когда люди, соблазненные благами цивилизации, перебрались в райцентр, деревня захирела и умерла совсем. — Не скучайте, — сказал белобрысый, словно в соломенном парике, водитель. — Через пару дней доставлю остальное ваше барахло. Ну, ни пуха… Вездеход взревел по-бычьи, всплыл над землей, почти касаясь травы резиновыми бортиками воздушной подушки, и, ускоряя ход, пополз по дороге. Тугая воздушная волна пригнула траву, сдула пыль с поросшего подорожником и снытью тракта и сорвала с головы Рузаева берет. Когда вездеход скрылся за деревьями, Сурен Гаспарян, одетый, как на прием в посольстве, поставил на землю рюкзак, сел на него верхом и хмыкнул: — Барахло! Слышали, как он о нашей аппаратуре? — Кстати, — хладнокровно сказал Рузаев, подбирая и надевая берет, — в этом рюкзаке вся наша оптика. — Правда? — удивился Гаспарян, продолжая сидеть. — То-то я чувствую седалищем что-то твердое… Был он человеком, склонным к сдержанной насмешливости, и привыкнуть к его манере поведения удавалось не всем. — А чуете, как здесь тихо? — сказал третий участник экспертной группы, высокий жилистый Иван Костров. — Благодать-то какая, эксперты! Соскучился я по лесной тишине. — Да и я тоже, — признался Гаспарян. — Давненько нас не посылали в поиск. Только птиц здесь почему-то не слышно. Нас испугались, что ли? Костров окинул взглядом груду снаряжения. — С чего начнем? Может, сразу пойдем к месту происшествия? Гаспарян в раздумье покачал головой: — Сначала поставим палатку, наведем порядок. — У меня идея. — Рузаев посмотрел на низкое солнце. — Выберем одну из хат, и дело с концом. — Ну уж нет, палатка лучше, — возразил Гаспарян. — Лично я не люблю спать с клопами и тараканами. — Какие там клопы-тараканы? — махнул рукой Костров. — В домах уже четыре года никто не живет, насекомые давно сбежали. А вот сырости там хватает. Через час они поставили две палатки: одну, четырехместную, для себя, другую для груза, который составляли нежная аппаратура и продовольствие. — Теперь так. — Гаспарян поправил свою модную и строгую джинсовую двойку: сизо-синюю куртку с эмблемой «Вязники», расшитую бахромой и серебряной нитью, и такие же брюки. — Мы с Иваном пройдемся по лесу, а ты подежуришь в лагере, — обратился он к Рузаеву. — Все равно будешь битый час тупо смотреть в стенку палатки и вспоминать, зачем нас сюда послали. Возражений не последовало. На монголоидном лице Миши Рузаева не дрогнула ни одна черточка. Характер у него был невероятно сдержанный, ровный и спокойный. К жутким выпадам Гаспаряна, которых поначалу пугались все в отделе, пока не разобрались, что за этим кроется избыток юмора, Рузаев относился так же хладнокровно, как философ к зубной боли. |
