Николай Лесков. Русские женщины и эмансипация
В интересе не только женщин, но и мужчин, в интересе человеческого прогресса в обширнейшем смысле эмансипация женщин, которою мы часто хвастаемся как совершившимся фактом, не может остановиться на том, что есть. Вопрос об эмансипации женщин, поднятый почти одновременно в нескольких местах, встретил самое большое сочувствие в североамериканском обществе, содействующем решению его в пользу женщин. Из статьи английского политико-эконома Джона Стюарта Милля (или, правильнее, его покойной супруги) «Об эмансипации женщин» русская публика имела уже случай познакомиться с успехами партии, отстаивающей в Северной Америке полное равноправие женщин с мужчиной. Статья эта читалась с таким вниманием всеми образованными потребителями русской печати, что мы не видим никакой надобности возобновлять ее в памяти читателей. Известно, что на митингах, происходивших в Ворстере и Массачусетсе, под именем «Конвенции о правах женщин», президентом которого была женщина, мужчины поддерживали требования женщин. Все это происходило в Соединенных Штатах Северной Америки назад тому почти двенадцать лет — именно осенью 1850 года. В эти двенадцать лет многие граждане просвещенной Европы занимались определением: можно или нельзя признавать женщину человеком, одаренным равными правами с мужчиною. Необразованное большинство единогласно решало, что этого никак нельзя допустить. Образованное меньшинство иногда спорило об этом, но тоже большею частью соглашалось, что женщина не может пользоваться самостоятельностью в той мере, в какой это предоставляется мужчине. Тут шли разные доказательства, и физиологические, и патологические, и многие другие, сбившие с прямой точки зрения французского философа Прудона, г-жу Сталь, Рахиль, Жорж Санд и, наконец, нашего известного критика Виссариона Григорьевича Белинского, который писал, что «воспитание женщины должно гармонировать с ее назначением, и только прекрасные стороны бытия должны быть открыты ее ведению, а обо всем прочем она должна оставаться в милом простодушном незнании». Жаркие поборники этой пропаганды, видя в ней отголосок собственных стремлений к господству над полом, который, «оставаясь в милом и простодушном неведении», неминуемо останется и в зависимости от пола более сведущего, отмежевали женщинам особый мир приятных заблуждений. Опека мужчин над женщинами, развитая вследствие такого убеждения, с одной стороны, убила в самих женщинах естественное стремление к праву разумно пользоваться своею свободой (что и выразилось как в жизни частных лиц, так и во многих литературных произведениях женского пера, где писательницы торжественно отрекались от права равенства и гражданства и объявляли полное довольство местом, которое отведено им в обществе), а с другой — беспрестанное нарушение женщинами многих общественных законов путем анархическим показали всю неосновательность отречения их от иного, лучшего положения, чем то, которое отведено им в обществе и которым они довольны, по словам некоторых представительниц своего пола. Безнравственное стремление многих женщин, возведенное некоторыми французскими эмансипированными писателями известной школы и известного периода на степень идеала свободы, довершило дело. На всем материке просвещенной Европы стали утверждать, что в эмансипации женщин — гибель нравов, попрание основы семьи, разрушение всего святого и высокого: слово «эмансипированная женщина» стало синонимом развратная женщина. Никто уже не задавал себе вопроса, та ли эмансипация, которая желательна, вывела на свет безобразное поведение женщин, позорящих свое имя, или это сделало уродливое искажение этой идеи. Все в страхе кляли эмансипацию и всячески ей противодействовали. Этого перепуга не избежала и старая Англия, но его избежала Северная Америка, где хотя также возвышались голоса против равноправия женщин в известных случаях, но где в обществе всегда сохранялось законное сознание необходимости предоставить женщине возможно больший круг самодеятельности и самостоятельности. |
