Мишель Бюсси. Самолёт без неё
Стрекозке Малу, родившейся одновременно с этой книгой 23 декабря 1980 г., 00.33.
Аэробус 5403 «Стамбул — Париж» провалился в воздушную яму. Меньше чем за десять секунд он едва ли не отвесно ухнул вниз почти на тысячу метров, но снова выровнялся. Большинство пассажиров спали. Они мгновенно пробудились — с отвратительным ощущением, какое должен испытывать человек, задремавший на ярмарочной карусели. Хрупкий сон Изели прервали не толчки самолета, а крики пассажиров. К турбулентности и воздушным ямам она привыкла — не зря уже три года работала стюардессой на международных рейсах компании «Турецкие авиалинии». У нее был перерыв. Но поспать ей удалось всего-то минут двадцать. Открыв глаза, она увидела Мелиху — опытную бортпроводницу, с которой летала в одной смене. Та стояла над ней, низко склонившись к вырезу ее узкого форменного пиджака. — Изель! Изель! Просыпайся! Тут такое творится… Мы в снежную бурю попали. Командир говорит, видимость нулевая. Займешься своими пассажирами? Изель напустила на себя нарочито невозмутимый вид — ей ли, бывалому асу небес, впадать в панику из-за таких пустяков? Она поднялась с кресла, одернула пиджак, подтянула юбку, секунду полюбовалась на свое отражение в экране выключенного монитора — ни дать ни взять турецкая куколка! — и двинулась направо, в свой отсек. Разбуженные пассажиры больше не кричали, просто сидели и смотрели на нее — не столько испуганно, сколько удивленно. Самолет продолжал раскачиваться. Изель шла по проходу, стараясь улыбнуться каждому: — Все в полном порядке. Причин для беспокойства нет. Просто мы попали в небольшую снежную бурю над горами Юра. Меньше чем через час будем в Париже. Изель вовсе не вымучивала из себя улыбку. Мечтами она уже была в Париже. Они задержатся в городе на три дня, до самого Рождества. Целых три дня во французской столице! Три дня полной свободы! При одной мысли об этом она радовалась, как девчонка. Обходя пассажиров, она поочередно задержалась возле мальчика лет десяти, вцепившегося в бабушкину руку; молодого клерка в мятой сорочке (она была бы не прочь назавтра столкнуться с ним где-нибудь на Елисейских Полях); турчанки в съехавшей на глаза, по всей видимости, из-за резкого толчка, чадре; нахохлившегося старика, сидевшего с зажатыми между колен ладонями и бросавшего на нее молящие взгляды… — Все в порядке. Волноваться не о чем. Изель спокойно шла по проходу, когда аэробус снова резко накренился. Послышались крики. Молодой парень в правом ряду с аудиоплеером в руках дурашливо воскликнул: — Выполняем мертвую петлю? В ответ раздались робкие смешки, но их мгновенно перекрыл громкий плач младенца. Ребенок лежал в переносном кресле прямо перед Изель, в паре метров впереди. Девушка пригляделась: совсем кроха, месяца два-три, не больше. Девочка. В белом платьице в оранжевый цветочек и вязаной шерстяной кофточке. — Нет, мадам! — решительно произнесла Изель. — Нельзя! Мать малышки, сидевшая сбоку, уже расстегивала ремень безопасности, собираясь взять ребенка на руки. — Прошу вас, мадам! — твердо повторила Изель. — Вы должны оставаться пристегнутой. Это требование безопасности. Это… Мать не только не ответила ей — она даже не повернулась в ее сторону. Склонилась над люлькой, свесив вниз свои длинные волосы. Младенец заплакал громче. Изель немного растерялась, но двинулась вперед. Самолет снова ухнул в воздушную яму. Три секунды падения. Наверное, еще тысяча метров. Кое-кто из пассажиров коротко вскрикнул, но большинство сидели молча. Словно онемели. Они уже поняли, что шараханья самолета нельзя объяснить простыми порывами зимнего ветра. |
