Барб Хенди, Дж. С. Хенди. Сестра мертвыхДампир - 3
ПРОЛОГ
Я нтарный свет разливался по грязному полу из очага, устроенного в стене глинобитной хижины. При этом скудном освещении видны были грубо сколоченный стол с табуретами, две низкие кровати, покрытые лоскутными одеялами, и прочие предметы нехитрой обстановки, все такие древние на вид, что и не вспомнишь, чей прадед или прабабка стали причиной их появления в доме. И хотя уже изрядно стемнело, высокая черноволосая девушка лет двадцати зажгла и поставила на стол лишь одну‑единственную свечу, потому что даже и одна свеча была в этом доме предметом непозволительной роскоши. Девушка отличалась статной, горделивой осанкой, из‑под выгнутых дугой бровей смотрели темно‑карие глаза, непослушные завитки волос выбивались из длинной, туго заплетенной косы. Под курткой из грубой шерсти на ней было синее платье, прикрытое изрядно поношенным и засаленным фартуком. Девушка ловко сдернула с огня котелок, переставила его на чугунную полку, чтобы не пригорела похлебка, а затем подошла к окну – единственному в хижине. Отдернув холщовую занавеску, она приоткрыла ставень и с тревогой вгляделась в темную деревенскую улицу. Редкие прохожие сновали еще между жалких хижин – кто нес домой хворост, кто с ведром в руке направлялся к деревенскому колодцу. Девушка прикрыла ставень, задернула занавеску и, вернувшись к столу, поставила на него две глиняные миски, рядом положила деревянные ложки. Затем она достала с полки нож и полотняный сверток. Усевшись на табурет, девушка развернула полотно и, положив на стол полкаравая ржаного хлеба, аккуратно обрезала зачерствевший край. Больше ей заняться было нечем, и она сидела праздно, наблюдая, как в очаге понемногу угасает пламя. И облегченно вздохнула, когда раздался стук. Девушка не успела еще шагнуть к двери, когда снаружи мужской голос, низкий и безжизненно‑гулкий, прорычал: – Довольно церемоний! Глухой удар, оглушительный треск дерева – и дверь хижины с грохотом распахнулась настежь. Лопнул кожаный засов, и на земляной пол посыпались щепки. Девушка отпрянула к столу, едва не опрокинув табурет. В дверном проеме стояли трое – смутные силуэты, закутанные в плащи, лица скрыты тенью низко надвинутых капюшонов. Самый рослый из них как раз опустил ногу – в тот самый миг, когда разбитая дверь перестала содрогаться от мощного удара. – В этом не было необходимости, отец, – заметил тот, что стоял рядом с ним – в черном плаще с капюшоном и высоких сапогах для верховой езды, руки затянуты в перчатки. Именно он, судя по всему, первый раз стучался в дверь и даже поднял руку, чтобы постучать снова, и лишь сейчас, осознав бессмысленность этого жеста, медленно опустил руку. Третий пришелец молча держался поодаль, а тот, кого назвали отцом, в три стремительных шага оказался рядом с девушкой и схватил ее за горло. Ей пришлось вцепиться в стол, чтобы удержаться на ногах. Рослый надавил большим пальцем на ее подбородок, развернул ее лицо, пристально вглядываясь в профиль. Даже и в таком положении она ухитрилась, скосив глаза, рассмотреть незваного гостя. Пламя свечи отчасти высветило его лицо, полускрытое капюшоном. Глаза у него были светлые, почти прозрачные, как стекло, лицо бледное – куда бледней, чем у ее односельчан, исстари светлокожих. Длинный, с горбинкой нос, тонкие, властно сжатые губы. На руках у него были стальные наручи, под плащом, поверх кольчужной рубахи – темно‑красный камзол без ворота. Пытаясь поудобнее опереться о стол, девушка на ощупь пошарила рукой по столешнице – и тут в ее ладонь впилось что‑то острое. – Это она? – спросил рослый, обращаясь явно не к ней. Тот, что назвал его отцом, отступил в сторону, пропуская вперед, к девушке, третьего пришельца. Он не шел – скользил беззвучно по полу хижины, и просторные длинные одежды на ходу плескались лениво, точно волны в озере черного масла. |
