Вот так и Эвелина, она и сейчас здесь, между мной и бумагой. Она все смешала в моей жизни. Похожая на мальчишку, дерзкая, шевелюра как у бешеной собаки, анфас — развязная девчонка, но в профиль — почти девочка, еще не распустившийся бутон. Поль прав, у меня есть, что сказать о ней и еще о многом. То, что происходит со мной, конечно, банально, но, например, рак — это тоже банальность. Написано много книг типа: «Как я победил свой рак». А почему я не могу? В конце концов, чего я хочу? Забвения. Лениво вставать по утрам, думать, что наступивший день заполнен приятными занятиями, ходить от одного приятеля к другому, может быть, поужинать с Бертой, при условии, что она согласится оставить свои заботы за дверью. Боже, да чтобы стало легко на сердце, наконец!
Хорошо, попытаюсь фиксировать мгновения проносящейся жизни, как советует Поль. Я уехал из Гренобля вчера вечером. Мои служащие знают свое дело, за свой спортивный зал я спокоен. Звонок Берте.
— Я сейчас еду в Пор-Гримо, но буду у тебя в Изола в воскресенье утром. Тебя отвезет Дебель?
— Да. Ланглуа отказался. У него грипп. Лангонь поедет вперед в фургоне, чтобы занять место подальше от людских глаз, но я думаю, что сейчас, в начале сезона, в Изола не должно быть слишком много народа. Нас будет четверо. Пообедаем наверху.
— Никто ни о чем не догадывается?
— Никто.
— Эвелина?
— А, Эвелина! Она не перестает скандалить со мной. Ее последняя блажь — хочет снять себе квартиру. Представляешь, как она издевается над всеми моими возражениями? Жорж… ты думаешь, получится?
— Конечно.
Ее голос дрожит от волнения, мой звучит не слишком убедительно. Внезапно мы замолкаем и одновременно кладем трубку.
То, что требует Поль, смешно. Не стану же я подробно описывать путешествие от Гренобля до Пор-Гримо и совершенно не расположен излагать в подробностях черным по белому то, что и так знаю. И без конца пережевывать историю о лыжах, с которой Берта, вот уже несколько месяцев, пристает ко мне с утра до вечера. Но надо держать слово, раз обещал — запишу, запишу все. Я приехал в Пор-Гримо в сумерках и, едва сбросив пальто на кресло — извини, Поль, пальто из верблюжьей шерсти, раз надо быть точным, — хватаюсь за телефон. Черт подери, хоть бы Массомбр уже был у себя.
— Алло, Массомбр?.. Рад вас слышать. Бланкар. Я в Пор-Гримо. Что у вас?
— Она ищет квартиру.
— Знаю, мне сказала ее мать.
— Тогда все.
— Расскажите детали.
(Забавно, я требую от него того же, чего Поль требует от меня. Но я ведь не психоаналитик.)
— Детали? Сначала она позавтракала в бистро напротив вокзала.
— Одна?
— Да. Она перекинулась несколькими дружескими словами с каким-то бородачом и наспех поела. Потом ходила по агентствам, но, по-моему, без особого успеха.
— А бородач?
— Она с ним больше не виделась.
— Он что, ее ровесник?
— Да, по виду студент, слегка смахивает на босяка.
— А тот, высокий и тощий?
— Исчез.
— Спасибо, продолжайте наблюдать.
— Знаете, мсье Бланкар, вы швыряете деньги на ветер. Это, конечно, мое ремесло, могу следить за ней или за кем другим, мне все равно. Но наблюдение ничего не даст.
— Я вам плачу, чтобы вы мне рассказывали о ней. Вот и все.
— Понял, я ничего не говорил.
— Смотрите в оба. До свидания.
Сначала мне было стыдно. Старый хрыч прицепился к двадцатидвухлетней девчонке… Признаться в этом гораздо омерзительнее, чем носить в себе. Поэтому, нанимая Массомбра, я выдал ему такую историю: «Вы понимаете, ее мать развелась, отца знают во всех кабаках города. |