Марк Леви. Следующий раз
Посвящается Луи и моей сестре Корен
Ажонатан, ты по-прежнему носишь это имя? Сегодня я понимаю, что очень многого не знал, и не перестаю барахтаться в пустоте, окружившей меня после твоего ухода. Как часто, погруженный в потёмки одиночества, я взирал на небо, потом на землю, ожесточённо твердя себе, что ты где-то рядом. Так оно и было все эти годы, только мы не могли ни видеть, ни слышать друг друга. Кажется, мы могли бы пройти рядом, не узнав друг друга. Со дня твоего ухода я не перестаю читать, много где побывал, разыскивая тебя, пытался найти способ понять, постичь. И чем дальше переворачивались страницы жизни, тем понятнее становилось, что прозрение только отдаляется, как бывает в кошмарах, где каждый новый шаг вперёд отбрасывает тебя все дальше назад. Я блуждал по бесконечным лабиринтам больших библиотек, по улицам города, который был нашим городом, о котором мы с детства хранили общие воспоминания. Вчера я бродил по набережным, между рядами рынка под открытым небом, который ты так любил. Я останавливался то тут, то там, и мне казалось, что ты гуляешь со мной. Потом, как всегда по пятницам, я вернулся в маленький портовый бар. Помнишь? Мы часто встречались там с наступлением темноты. Излюбленной нашей забавой было сталкивать друг друга в лавины слов, которые изливались из наших ртов вместе со страстями, которые мы с тобой разделяли. Забывая о времени, мы беседовали о картинах, оживлявших наши жизни и переносивших нас в иные времена. Боже, как же мы, ты и я, любили живопись! Я часто возвращаюсь к написанным, тобою книгам и наслаждаюсь твоим стилем, твоим вкусом. Джонатан, я не знаю, где ты. Не знаю, наделено ли смыслом, все пережитое нами, существует ли истина, но если ты когда-нибудь найдёшь эту записку, то узнаешь, что я сдержал слово, которое тебе дал. Знаю, стоя перед полотном., ты заложишь руки за спину и прищуришься, как всегда щуришься, когда удивляешься, а потом улыбнёшься. Если, как я этого хочу, рядом с тобой окажется она, ты обнимешь её за плечи, и вы станете вдвоём взирать на это чудо, которое вам повезло разделить на двоих. Тогда, быть может, ты вспомнишь… И тогда, если все так и произойдёт, придёт, мой черёд кое о чём тебя попросить, ведь у тебя передо мной должок. Хотя нет, забудь, что я сейчас написал, дружба не терпит долгов. И всё же вот она, моя просьба: Скажи, скажи ей, что где-то на этой земле, вдали от вас, от вашего времени, я бродил по тем же самым улицам, смеялся вместе с тобой за теми же столиками; камни никуда не деваются, вот и скажи ей, что каждый камень, к которому мы прикасались руками, на который глядели, навсегда впитал частицу нашей истории. Скажи ей, Джонатан, что я был тебе другом, а ты мне — братом, а то и больше, ведь мы выбрали друг друга, скажи, что ничто не смогло нас разлучить, даже ваше внезапное исчезновение. С тех пор не было дня, чтобы я не думал о вас обоих, чтобы не желал вам счастья. Я теперь стар, Джонатан, близится час моего ухода, но, благодаря вам, в сердце старика живёт искра света, дарующая ему блаженную лёгкость. Я любил! Всем ли дано уходить с таким бесценным богатством? Ещё несколько строк, и ты сложишь это письмо, молча уберёшь его в карман пиджака, уберёшь руки за спину и улыбнёшься, как улыбался я, когда писал эти последние слова. Ведь я тоже улыбаюсь, Джонатан, улыбка никогда не сходила с моих губ. Хорошо вам пожить вдвоём! Твой друг Питер.
1
— Это я, я выезжаю из «Степлдона», буду у тебя через полчаса. Надеюсь, ты дома? Чёртов автоответчик! Я скоро. Питер нервно оборвал связь, порылся в карманах в поисках ключей, потом вспомнил, что отдал их накануне служащему гаража. Он посмотрел на часы. Рейс на Майами вылетал из аэропорта Логан только под вечер, но в наступившие тревожные времена новые правила безопасности требовали являться в аэропорт не позднее чем за два часа до вылета. |
