Луис Сепульведа. Старик, который читал любовные романы
В один прекрасный вечер, наполненный чарующими рассказами о его прекрасном крае, он поведал мне историю, случившуюся в этом величественном и малоизученном зеленом мире.
Позднее, в других краях, находящихся очень далеко от того экваториального эдема, рассказанная им история была положена в основу этой книги.
Все немногочисленные обитатели Эль-Идилио и горстка золотоискателей-авантюристов из окрестных джунглей собрались на пристани и ждали, пока подойдет их очередь занять место в переносном стоматологическом кресле доктора Рубикундо Лоачамина, который ввиду ограниченности имевшихся в его распоряжении инструментов и лекарственных средств пытался облегчить страдания своих пациентов весьма своеобразным способом «вербальной анестезии».
– Ну что, больно? – участливо спрашивал он.
Пациенты, вцепившиеся мертвой хваткой в подлокотники кресла, в ответ лишь потели и таращили на мучителя и без того округлившиеся, полные ужаса глаза.
Некоторые изъявляли желание выдернуть из своих ртов руки инквизитора и высказать все, что они думают по поводу таких вопросов, а заодно и по поводу его собственной персоны. Однако все эти попытки мгновенно пресекались опытным в таких делах дантистом, который перехватывал своими сильными лапищами любое опасное движение пациента и пускал в ход резервное оружие – мощный властный голос.
– Сидеть, твою мать! – кричал он. – Сидеть спокойно, кому сказал! Руки, руки убери, урод! Больно ему, понимаешь ли! Ясное дело, что больно! А кто виноват? Ну кто виноват, что тебе сейчас больно? Что, я? Хрен тебе! Правительство! Правительство – вот кто виноват! И заруби себе это на носу. Это правительство виновато в том, что у тебя гнилые зубы. Это, мать его, правительство виновато в том, что тебе сейчас больно!
Получив такую дозу словесного обезболивающего, пациенты смирялись со своей судьбой и, прикрывая глаза или чуть заметно кивая, выражали согласие с высказанной доктором точкой зрения.
Доктор Лоачамин ненавидел правительство. Не только то, которое находилось у власти, а все правительства вообще и каждое в отдельности. Незаконнорожденный сын политэмигранта из Испании, он унаследовал категорическое неприятие всего, что каким бы то ни было образом связывалось в сознании с понятием государственной власти. Впрочем, накричавшись вволю бунтарских лозунгов еще в молодости, на студенческих собраниях, он с тех пор уже и забыл, что именно было причиной так бурно пылавшей в его груди ненависти к государственной системе. Тем не менее, повзрослев, доктор Лоачамин сумел превратить бесполезные анархистские бредни в своего рода доходное дело. Слава противника тирании летела впереди него и вызывала симпатию и доверие у большей части его пациентов, также не испытывавших большой любви к властям.
Помимо традиционного яростного охаивания каждого правительства, приходившего на смену предыдущему, он не упускал возможности хорошенько обматерить и гринго, которые порой забирались в эти глухие уголки страны с нефтяных месторождений у побережья. Американцы действительно не отличались уважением к местным жителям, и доктору порой приходилось чуть не с кулаками бросаться на них, чтобы те перестали бесцеремонно, не спросив ни у кого разрешения, фотографировать его пациентов с разинутыми ртами в момент выдергивания очередного зуба.
В нескольких шагах от трудившегося не покладая рук стоматолога немногочисленный экипаж старой посудины под названием «Сукре» перегружал с пристани на борт гроздья зеленых бананов и мешки с кофе.
Здесь же, на пристани, лежали только что выгруженные ящики с пивом, фронтерой – тростниковой водкой – и солью, а также газовые баллоны.
Погрузка шла к концу, и экипаж был готов отправиться в путь, как только доктор закончит приводить в порядок челюсти своих пациентов. |