Сказать, что папины слова меня потрясли, — значит, ничего не сказать. Я был раздавлен, уничтожен. Я получил щелчок по носу, да такой, что искры из глаз посыпались… Мама сидела неподвижно. А потом, как всегда, задала вопрос по существу:

— А зачем Симону это понадобилось?

— О, это уже другая история, — отозвался папа. — Давайте сначала поедим.

Теперь ты, дорогой мой калека, видишь, каковы они, эти истязатели детей? Он просто хотел продлить мои мучения, вот и все. Поедим! Как будто на свете нет более важных вещей! В общем, я не выдержал.

— Ну хорошо, согласен, Симон меня перехитрил. И что из этого следует?

— Да это же ключ ко всему! — воскликнул папа. — Узнав, что Симон играет некую весьма подозрительную роль, я шаг за шагом распутал все дело!

После этого папа замолчал. Пришлось ждать, пока подадут жаркое, а потом еще пирог с клубникой, прежде чем я услышал продолжение. Папа отказался говорить с журналистами, ожидавшими в гостинице его приезда. Он хмуро раздвинул толпу любопытных и впервые улыбнулся, только когда оказался в маленьком зале, отделенном от основного ресторана ширмой. Обычно такой аккуратный и сдержанный, он буквально накинулся на еду. Бедный папа, ему даже жарко стало! Мама смотрела на него с нежностью. Ну а я, как только подали кофе, бросился в атаку.

— Так значит, это все Симон?

Папа немного подумал, потом, обращаясь уже непосредственно ко мне, сказал:

— Постарайся понять этого несчастного. Когда я буду его защищать…

— Что?! — возмутилась мама. — Ты будешь его адвокатом?!

— Я ему обещал. Только при этом условии он согласился открыть дверь. Знаете, с Симоном не все так просто. Матери он не знал, отец его бил… Когда он осиротел, его подобрал старый Шальмон, который вовсе не отличался добрым нравом. К чему, спрашивается, Симон мог привязаться душой? Думаю, вы уже угадали. Конечно, к Бюжею, который был его норой, его берлогой… Помните Квазимодо, обосновавшегося в Соборе Парижской Богоматери? Ты ведь видел этот фильм, Франсуа? Так вот, Симон — это Квазимодо Бюжея. Он знал каждый уголок в замке, от чердаков до погребов. И все это принадлежало ему, потому что никто больше туда не заходил. Шальмоны считали, что он предан им… Ничего подобного. Мне нелегко было это понять, но Шальмоны ничего для него не значили. Они существовали лишь для того, чтобы держать на расстоянии весь остальной мир, как часовые в крепости.

— Пей кофе, — перебила его мама, — а то остынет.

— Если мне удастся объяснить это суду присяжных, я выиграю процесс. Симон был душой замка. Душой страстной, грубой, полной яда — но в то же время невинной. И вдруг он узнает, что старик Шальмон хочет продать замок. Для Симона это была катастрофа, конец света. Здесь мы приближаемся к первой драме… Ролан Шальмон ненавидел своего отца, и тот отвечал ему тем же. Таковы уж были характеры. Слышишь, Франсуа? Характеры! Ролан был слабым человеком, однако он знал, как разозлить старика. Продать Бюжей? Ни в коем случае! Они так орали друг на друга в тот вечер, что Симон их услышал. Он подошел поближе, прислушался… И тут в приступе гнева Ролан толкает отца, тот падает и теряет сознание. Об этом ты догадался, Франсуа. У тебя бывают порой неплохие идеи…

Разумеется, Поль, твой друг Без Козыря тут же заважничал. Об этом и упоминать не стоит.

А папа продолжал:

— Разгневанный Ролан выходит в парк. И тут Симон принимает решение. Он входит в комнату, хватает старика за горло и убивает его.