Хилари Мантел. Убийство Маргарет Тэтчер: 6 августа 1983 года
Посвящается Биллу Гамильтону, обитателю улицы Вильгельма IV, — тридцать лет спустя с благодарностью
Простите за беспокойство
В те дни в дверь звонили нечасто — а если и звонили, я предпочитала прятаться в глубине квартиры. Только совсем уж настойчивый посетитель, не отпускавший кнопку звонка, мог заставить меня просеменить по коврам к входной двери и припасть к глазку. Мы баррикадировались на совесть — засовы и щеколды, врезные замки и запоры, цепочки и забранные решетками окна высоко над землей… Этот гость оказался из упорных. В глазок я рассмотрела изможденного вида мужчину в мятом сером костюме с серебристым отливом. За тридцать, восточного типа. Он отступил от двери и теперь смотрел на крепко запертую дверь напротив; затем бросил взгляд на покрытую слоем пыли мраморную лестницу. Похлопал себя по карманам, достал скомканный носовой платок, провел куском ткани по лицу. Он выглядел настолько отчаявшимся, что я бы не удивилась, вытри он не пот, а слезы. Я открыла дверь. Он мгновенно вскинул руки, как бы показывая, что безоружен, и платок колыхнулся, точно белый флаг. — Мадам! Должно быть, я смотрелась жутко бледной под лампой дневного света, что пятнала кафельные стены изломанными тенями. Но вот гость выдохнул, пошарил под мятым пиджаком, провел рукой по волосам — и извлек свою визитку. — Мухаммад Иджаз. Импорт-экспорт. Мне, правда, очень неудобно вас беспокоить. Дело в том, что я совсем заблудился. Разрешите воспользоваться вашим телефоном? Я посторонилась, пропуская его внутрь. И наверняка улыбнулась. Учитывая, что случилось потом, я просто обязана была улыбнуться, честное слово. — Конечно. Если линия в порядке. Я пошла вперед, показывая путь, и он последовал за мной, продолжая объяснять: какая-то важная сделка, которую он почти закрыл, пришлось лично отправляться к клиенту, а время — тут он поддернул рукав и взглянул на свой поддельный «Ролекс», — время на исходе; адрес записан — он снова похлопал себя по карманам, — но нужного офиса по этому адресу почему-то не нашлось. В трубку гость заговорил по-арабски, очень быстро, агрессивно, брови лезли все выше. Наконец он недоверчиво покачал головой, положил трубку, печально посмотрел на телефон, затем покосился на меня с кислой улыбкой. «А губы у него какие-то безвольные», — подумалось мне. Еще чуть-чуть — и сойдет за симпатичного: костяк бы покрепче, цвет кожи побелее и успокоиться не помешало бы. — Я ваш должник, мадам, — сказал он. — Теперь пора бежать, если позволите. Предложить ему — что? Посетить удобства? Привести себя в надлежащий вид? Я растерялась, совершенно не представляя, как сформулировать приглашение. Нелепая фраза «попудрить носик» назойливо стучала в виски. Но он уже направился к двери — хотя по тому, как завершился телефонный разговор, я бы сочла, что там, куда он так спешил, его вряд ли с нетерпением ждут. — Сумасшедший город, — сказал Иджаз. — Тут постоянно перекапывают улицы и переименовывают все подряд. Еще раз простите за вторжение. В холле он снова огляделся и посмотрел на лестницу. — Только англичане соглашаются помочь. Он пересек холл и с усилием открыл наружную дверь за тяжелой чугунной решеткой; на миг замер, словно прислушиваясь к глухому рыку дорожного движения с Медина-роуд. Дверь поплыла обратно, гость исчез. Я притворила дверь как полагается и вновь очутилась в сплошной гнетущей тишине. Где-то вдалеке дребезжал кондиционер, будто родственник преклонных лет, мучимый старческим кашлем. Сильно пахло инсектицидами — порой я распыляла смесь из баллончика, пока бродила по дому, и запах окутывал меня густым туманом. |
