Я посмотрел на часы – было еще не слишком поздно, может быть, стоило позвонить ей прямо сегодня, как только я вернусь домой, и сделать один, пока вполне невинный шаг. В конце концов, вдруг именно я окажусь тем мужем, которого еще нет и который должен стать для нее частью такого непостоянного мира живых? И малыш мог бы жить с нами – Деан вряд ли захочет, чтобы Эухенио оставался у него. И самолеты тоже переселятся вместе с ним, хотя они и принадлежали его отцу в далеком детстве (а вот у меня никогда не было столько!), – истребители и бомбардировщики Первой и Второй мировых войн, несколько корейских самолетов и несколько испанских, которые бомбили или защищали Мадрид когда-то давным-давно, во время нашей войны. Когда история заканчивается, дальше все зависит только от рассказчиков, хоть и не всегда. Всей правды не узнать никогда, вокруг много людей, и всегда нужно от кого-то что-то скрывать. Малыш никогда не узнает о том, что произошло, это будут скрывать от него его отец, его тетушки и я сам. И пусть он ничего не знает – в мире происходит очень много такого, о чем никто не знает и не помнит.
Все забывается, все имеет срок давности. Как мало следов оставляет человек в этом бесполезном времени, похожем на плотный снег! Как мало остается после нас и из этого малого сколько всего умалчивается! А из того, что не умалчивается и не скрывается, потом помнится еще меньше и помнится совсем недолго – только пока мы медленно движемся к той черте, перейдя которую окажемся по ту сторону времени, где уже нельзя будет думать и нельзя будет прощаться: «Прощайте, радости, и прощайте, печали! Больше мы с вами не встретимся. И прощайте, прощайте, воспоминания».
|