Эдуард Лимонов. Веселый и могучий русский секс
Телефон продолжал упрямо неистовствовать, посему я отлепился от Наташи и взял трубку: – Йес! – Ай эм сорри, могу я спик ту мыстэр Лимоноф? По деревянному акценту корреспондента я тотчас определил, что это экс‑соотечественник. – Лимонов вас слушает. Можете дальше по‑русски. – Извините, что я вас беспокою, но я хотел бы с вами поговорить. Меня зовут Валерий. – Валяйте, Валерий, я весь внимание. – Я хотел бы побеседовать с глазу на глаз. Не могли бы вы прийти на угол Детройт‑стрит и Вэлшир‑бульвара через четверть часа? – А чего вы, собственно, от меня хотите? Можете сказать мне в двух словах? – Я предпочитаю объясниться не по телефону. – Слушайте, – сказал я, – вы сняли меня с дамы, между прочим, и хотите, чтобы я, оставив даму, явился на какой‑то ебаный угол. Причем на улице дождь. Могу я хотя бы знать, в чем дело? Что за секретность, вы что, шпион? – Я очень извиняюсь, – наглец даже вздохнул в трубку, доказывая, до какой степени он сожалеет. – Дело касается вашего творчества. Я вас долго не задержу. Двадцать минут максимум. Угол Детройт‑стрит и Вэлшир от вас в полублоке. Я буду сидеть в большом красном автомобиле. В руке у меня будет местная русская газета. – Газеты не нужно, – сказал я. – Достаточно красного автомобиля. Вы‑то сами как выглядите? – Загорелый и лысый. В шортах и темных очках. Так мне вас ждать? Я задумался на мгновение. – ОК. Ждите. Буду. – И я положил трубку. – Таинственный незнакомец вызывает меня на свидание. Некто Валерий. Будет ждать на углу Детройт‑стрит и Вэлшир, сидя в красном автомобиле. Надеюсь, шпион. – Ты его знаешь? – спросила Наташка, приподнявшись на локте и вытаскивая из пачки сигаретину. – Понятия не имею, кто он такой… Заявил, что дело касается моего творчества. – Не ходи, – сказала Наташка. – Убьют еще на хуй. Ты не представляешь, какие они тут дикие в Лос‑Анджелесе! – Кому я на хуй нужен, Наташа… – Ты сам говорил, что у тебя есть враги. – Есть. Но не в Лос‑Анджелесе… – У меня уже убили одного бой‑френда, – сказала она задумчиво. – Звонил из уличного телефона‑автомата. Застрелили… Так у него даже врагов не было. Трубочка так и осталась висеть, качаясь… – Это Макарона, что ли? Разве он был твоим бой‑френдом? Я вспомнил фотографию красивого юноши, жгучего брюнета. Личные врагов, может; у него и не было, но он был кокаин‑дилером. И крупным. – Ебалась несколько недель, – сказала она излишне развязно. Всегда, смущаясь, она становилась излишне развязной. – Ты все‑таки идешь? – И она натянула до подбородка красное одеяло. Лицо моей подружки приняло снисходительно‑грустное выражение, каким женщины обычно дают знать, что умывают руки перед очевидной глупостью мужчин. Уже неделю мы с переменным успехом занимались любовью в холостяцкой квартире редактора местной русской газеты. Я прилетел в Калифорнию читать лекции и встретил ее. Мы уже успели привыкнуть друг к другу. Я отворял дверь, когда, как последний довод, она бросила мне с матраса на полу: – И откуда он узнал не только телефон, но и адрес? Ты спросил его, кто дал ему адрес? – Нет. Успокойся. Я скоро вернусь. Ленивый лос‑анджелесский дождь резко пузырил лужи. Тротуар был совершенно пустой, зато множество железных ящиков утюжило проезжую часть улицы. На означенном углу у обнесенного забором из проволочной сетки пустыря, используемого как паркинг, боком накатив на тротуар, громоздкий, низко сидел на всех четырех красный автомобиль. |
