Татьяна Полякова. Вкус ледяного поцелуяОльга Рязанцева - 2
В то утро мир выглядел особенно скверно. Стеная и охая, я выбралась на балкон с бутылкой минеральной в руке, взглянула на парк напротив, перевела взгляд на улицу и не без удовольствия констатировала: – Ничего интересного здесь нет. – Глотнула из бутылки и закашлялась – минералка оказалась чересчур холодной. На балконе появилась такса по имени Сашка. Пес укоризненно взглянул на меня и вроде бы даже покачал головой. – Не смей меня воспитывать, – на всякий случай предупредила его я, – все равно слушать не буду. – Пес повернулся и ушел на кухню. – Вот и правильно, – сказала я вдогонку, выпила еще водички и пошла вслед за ним. Сашка торопливо покинул кухню, значит, обиделся. Я вздохнула, оглядываясь, надо признать: редкий свинарник. Оставила на столе бутылку и побрела в ванную. Через полчаса мир уже не вызывал стойкого отвращения, в нем даже наметилось кое‑что не лишенное приятности, к примеру, кофе. Я выпила чашку, закрыла глаза и попробовала вспомнить, какой сегодня день недели. Вторник или среда? Среда. Тут зазвонил телефон, и меня перекосило от отвращения. Если это Дед, мой старый друг и работодатель, то лучше пойти и удавиться. Но, к счастью, это был Борька. Голос его звучал хрипло, слова он произносил с трудом, что в общем‑то понятно, раз накануне мы пили вместе. – Ты как? – спросил он с душевной мукой. – Уже лучше. – А мне чего‑то совсем хреново. – Пить надо меньше, – философски заметила я. – Ага. Или больше. Ни то ни се – хуже всего. Я чего звоню‑то… Вчера малость пошумели, а сегодня на полутрезвую голову… Слушай, у тебя неприятностей не будет? – У меня их и так полно. Одной больше, одной меньше… – Детка, эта рыжая шмара, что в ментовке выеживалась, по‑моему, журналистка. Вроде я ее уже где‑то видел. – Ну, видел и видел, – вздохнула я. – Может, куда позвонишь на всякий случай? – Обойдется, – отмахнулась я. – Но… – Угомонись ты, – перебила я, – башка болит, не загружай. – Ну, как знаешь, – вроде бы обрадовался Борька и отключился. А я попыталась восстановить в памяти события прошедшей ночи. События гроша ломаного не стоили, но удивительно, что они меня очень даже разозлили, и я с горя напилась прямо‑таки до безобразия. – Надо завязывать, – мученически сказала я, особенно не веря самой себе, потом бодро поднялась, оделась и крикнула Сашке: – Хорош дуться, идем гулять. Сашка не торопясь пошел к двери, время от времени поглядывал на меня, проверяя, иду ли сзади, и тяжело вздыхал, опустив голову. – Да ладно тебе, – буркнула я, запирая дверь. – Ну, напилась, с кем не бывает? Вчера мое чувство справедливости было поругано. Я ж тебе рассказывала. Зато мы долго гуляли, с этим ты спорить не можешь. А то, что я пела песни и взобралась на грибок на детской площадке, вовсе чепуха, у человека хорошее настроение, я вспомнила детство и все такое… Пес вновь укоризненно взглянул на меня, держался он подчеркнуто в стороне, предпочитая не приближаться ко мне, в общем, делал вид, что он не со мной. Это показалось мне обидным. Я вошла в парк и бухнулась на первую же скамейку. Ночью шел дождь, блестели лужи, ветерок гнал листву по дорожкам. Обхватив себя руками под мышки, я сидела нахохлившись и пялясь в пустоту. Сашка подошел, потерся о мои ноги и с грустью заглянул мне в глаза. А я подмигнула. – Ничего, как‑нибудь… – сказала я со вздохом, и мы пошли бродить по аллеям. |
