Сергей Довлатов. Заповедник
Моей жене, которая была права
В двенадцать подъехали к Луге. Остановились на вокзальной площади. Девушка-экскурсовод сменила возвышенный тон на более земной: — Там налево есть одно местечко… Мой сосед заинтересованно приподнялся: — В смысле — уборная? Всю дорогу он изводил меня: «Отбеливающее средство из шести букв?.. Вымирающее парнокопытное?.. Австрийский горнолыжник?..» Туристы вышли на залитую светом площадь. Водитель захлопнул дверцу и присел на корточки у радиатора. Вокзал… Грязноватое желтое здание с колоннами, часы, обесцвеченные солнцем дрожащие неоновые буквы… Я пересек вестибюль с газетным киоском и массивными цементными урнами. Интуитивно выявил буфет. — Через официанта, — вяло произнесла буфетчица. На пологой груди ее болтался штопор. Я сел у двери. Через минуту появился официант с громадными войлочными бакенбардами. — Что вам угодно? — Мне угодно, — говорю, — чтобы все были доброжелательны, скромны и любезны. Официант, пресыщенный разнообразием жизни, молчал. — Мне угодно сто граммов водки, пиво и два бутерброда. — С чем? — С колбасой, наверное… Я достал папиросы, закурил. Безобразно дрожали руки. «Стакан бы не выронить…» А тут еще рядом уселись две интеллигентные старухи. Вроде бы из нашего автобуса. Официант принес графинчик, бутылку и две конфеты. — Бутерброды кончились, — проговорил он с фальшивым трагизмом. Я расплатился. Поднял и тут же опустил стакан. Руки тряслись, как у эпилептика. Старухи брезгливо меня рассматривали. Я попытался улыбнуться: — Взгляните на меня с любовью! Старухи вздрогнули и пересели. Я услышал невнятные критические междометия. Черт с ними, думаю. Обхватил стакан двумя руками, выпил. Потом с шуршанием развернул конфету. Стало немного легче. Зарождался обманчивый душевный подъем. Я сунул бутылку пива в карман. Затем поднялся, чуть не опрокинув стул. Вернее, дюралевое кресло. Старухи продолжали испуганно меня разглядывать. Я вышел на площадь. Ограда сквера была завешена покоробившимися фанерными щитами. Диаграммы сулили в недалеком будущем горы мяса, шерсти, яиц и прочих интимностей. Мужчины курили возле автобуса. Женщины шумно рассаживались. Девушка-экскурсовод ела мороженое в тени. Я шагнул к ней: — Давайте познакомимся. — Аврора, — сказала она, протягивая липкую руку. — А я, — говорю, — танкер Дербент. Девушка не обиделась. — Над моим именем все смеются. Я привыкла… Что с вами? Вы красный! — Уверяю вас, это только снаружи. Внутри я — конституционный демократ. — Нет, правда, вам худо? — Пью много… Хотите пива? — Зачем вы пьете? — спросила она. Что я мог ответить? — Это секрет, — говорю, — маленькая тайна… — Решили поработать в заповеднике? — Вот именно. — Я сразу поняла. — Разве я похож на филолога? — Вас провожал Митрофанов. Чрезвычайно эрудированный пушкинист. Вы хорошо его знаете? — Хорошо, — говорю, — с плохой стороны… — Как это? — Не придавайте значения. — Прочтите Гордина, Щеголева, Цявловскую… Воспоминания Керн… И какую-нибудь популярную брошюру о вреде алкоголя. — Знаете, я столько читал о вреде алкоголя! Решил навсегда бросить… читать. |
