Даниэла Стил. Звезда
1
В утренней тишине Александровской долины уже начали перекликаться птицы, и солнце, медленно поднимающееся из‑за гор, запустило свои золотые пальцы в светлеющее небо, окрасив его местами в пурпурный цвет. Листья на деревьях тихонечко перешептывались от малейшего дуновения легкого ветерка, и Кристел молча стояла в сырой траве, наблюдая, как прозрачное небо начинает розоветь. На мгновение птицы перестали петь, казалось, их тоже заворожила красота долины. Эти обширные, поросшие сочной травой поля, окруженные грядой неровных холмов, небольшие стада мирно пасущегося скота принадлежали ее отцу. Отцовское ранчо охватывало две сотни акров плодородной земли, на которой раскинулись поля пшеницы, ореховые рощи и виноградники, разгуливал племенной скот, приносящий основной доход семье Уайттов. Их ранчо существовало уже сотню лет. Кристел была просто влюблена в этот сказочный уголок природы. Казалось, она безмолвно беседует с духами, населяющими долину и известными только ей. Они были повсюду: и в высокой, шелестящей на ветру траве, и в лучике солнца, нежно коснувшегося ее волос цвета спелой пшеницы. Девушка начала тихонько напевать. У нее были глаза цвета летнего неба, а ноги длинные и красивые; вдруг она сорвалась с места и побежала к реке, приминая босыми ступнями мокрую траву. Сидя на гладком сером камне и чувствуя, как ледяная вода омывает ее босые ноги, девушка продолжала наблюдать, как солнечный свет медленно окрашивает высящиеся вдали скалы. Она любила встречать восход солнца, любила бегать по полям и ощущать себя частью этой природы и в то же время существом живым, молодым и свободным. Это истинное наслаждение: сидеть на камне и петь в этой тишине раннего утра. Казалось, голос не принадлежит ей, он рвался наружу, наполнял тишину волшебным очарованием. Эта утренняя песня, которую мог слышать только Бог, казалось, имеет для Кристел особое значение. На ранчо работники ухаживали за скотом, мексиканцы убирали пшеницу и виноград, за всем этим следил отец. Но среди них не было ни одного человека, который бы любил эту землю так искренне, как она или ее отец, Тэд Уайтт. Ее брат Джед, окончив школу, начал помогать отцу, но в шестнадцать лет ему больше нравились другие занятия: например, взять отцовский автомобиль и прокатиться с друзьями в Напу, которая была почти в часе езды от их родного Джим‑Тауна. Он был симпатичным парнем, с такими же, как у отца, темными волосами. И так же прекрасно умел укрощать диких лошадей. Но ни в нем, ни в его сестре Бекки не было и намека на ту лирическую красоту, которая в полной мере была присуща Кристел. Сегодня Бекки выходила замуж, и Кристел прекрасно знала, что их мать и бабушка уже хлопочут на кухне. Она слышала их голоса, когда сама тихо кралась по дому, чтобы убежать сюда и посмотреть, как из‑за гор поднимается солнце. Она начала медленно переходить горную речку, чувствуя, как от ледяной воды, доходящей до бедер, немеют ноги и пощипывает коленки. В тишине летнего утра раздался ее громкий смех, когда она стянула через голову хлопчатобумажную ночную рубашку и бросила ее на берег. Она знала, что никто не сможет увидеть ее, грациозно стоящую посреди потока и даже не сознающую, как завораживающе она красива – юная Венера, выходящая из горной речки посреди Александровской долины. Издалека ее можно было принять за взрослую женщину, когда она, придерживая одной рукой на макушке длинные белокурые волосы, медленно опускалась и ледяная вода омывала каждый изгиб ее прекрасного тела. Только ее близкие и знакомые знали, как она молода. Незнакомцу она показалась бы вполне взрослой, восемнадцати – двадцатилетней женщиной с прекрасной фигурой. На мир она смотрела огромными голубыми глазами. Она весело зажмурилась, глядя на восходящее солнце, и в его лучах ее изумительное тело казалось вылепленным из нежно‑розового мрамора. Но она не была женщиной, она была еще совсем ребенком, четырнадцатилетним ребенком. Только этим летом ей должно было исполниться пятнадцать. |
