Заметив ее еще с высоты, я быстро полез в карман за кольцом, оно должно было находиться там. И что бы вы думали? Его там не было!
По стадиону прокатились испуганные женские стоны.
— Неужто я потерял его в зыбучем песке? А может быть, в кратере вулкана? Или во время полета? Да где угодно! Я панически продолжал рыться в кармане, разгребая зыбучий песок, который туда набрался. Ничего. Пустота.
Наконец пригодились заготовленные носовые платки. Горестные всхлипы слышались отовсюду.
— Проверь другой карман, — посоветовал мне зыбучий песок.
Я проверил. Кольцо было там! Приземляясь, я успел вытащить колечко и, прежде чем наши губы слились в поцелуе, надел его ей на пальчик, и — надо же, какая удача! — оно пришлось ей как раз впору.
Тишина. Абсолютная тишина.
Шум. Оглушительный шум.
Зрители буквально сошли с ума, даже самые скромные среди них. Зал неистовствовал, вниз летели разломанные стулья. Такого буйства публики Мегатеатр не видел за всю историю своего существования.
В общем-то рассказ и правда получился на славу, но такой реакции не ожидал даже я. Откуда мне было знать, что я изобрел тогда «happyend» — счастливое завершение романтической истории, получившее со временем всемирную популярность.
Все предыдущие замонианские сочинения, особенно у гладиаторов-лжецов, либо вообще не имели конца — в лучшем случае содержали какое-нибудь вытекающее из сюжета нравоучение, — либо же заканчивались крайне трагически — с огромным количеством жертв, морем слез и бездной страданий. Умирали главный герой и героиня, умирали все злодеи, а также король с королевой и, само собой, все их подданные. Одним словом, все замонианские истории прежнего образца заканчивались естественным образом со смертью последнего персонажа.
Так, например, драматическое сочинение Саттама Треб-Айза «Заливные луга» заканчивалось тем, что все персонажи тонули в результате страшного наводнения. В самом известном романе Хильдегунста Сказителя «Жареный гость» всего насчитывалось двенадцать тысяч трупов, а в полном собрании его сочинений — свыше миллиона, причем большинство героев погибли именно на последних страницах. В Замонии существовала даже специальная школа литераторов, в которой учили, что любое мало-мальски приличное литературное произведение должно обязательно заканчиваться смертью основных действующих лиц, и на протяжении всего обучения учащиеся разбирали различные способы наиболее элегантного отправления своих героев на тот свет: от использования мечей, шпаг и всевозможных ядов до тщательно спланированных несчастных случаев, нападений, болезней и всемирных катастроф. Сочинители соревновались друг с другом, стараясь угробить в конце как можно большее количество персонажей и создать самый жуткий, кровавый и душераздирающий финал. Только так можно было увековечить свое имя и попасть в список подлинных гениев.
Одним из главнейших критериев присуждения многих литературных премий была степень трагизма развязки книги. В театрах зрители в первых рядах надевали одежду поплоше, так как во время постановки их легко могли забрызгать искусственной кровью, которая лилась на сцене рекой. Писателей, которые отваживались закончить книгу не слишком печально, все издательства гнали в три шеи.
Счастливой развязкой я утолил жажду зрителей, о которой они раньше даже не подозревали. Повсюду мелькали носовые платки, на лицах блестели слезы радости, кто-то тихонько мечтательно улыбался, кто-то неистово обнимал своих соседей. Гемлут исполнил зажигательный танец своей родины.
Только два субъекта не выказывали никаких эмоций. Один из них был Вольцотан Смейк. Он смотрел на меня холодными акульими глазами. Вокруг него нервно суетились его приближенные. Другой был Нусрам Факир. Если мне и удалось произвести впечатление на Оригинального, то он ни в коем случае не хотел этого показать. |