«Песня “С той стороны зеркального стекла” была отмечена гармоническим совершенством, и в ней есть почти все кодовые “аквариумные” символы: Стекло, Игра, Покой, – размышлял журналист Василий Соловьёв Спасский в книге “История светлых времен”. – Музыкально альбом незрелый, с дурацкими плёнками задом наперед… Но есть в нём какое то просветленное предчувствие будущих открытых континентов, те просторы, которые лишь чудятся в сновидениях кораблю, спускаемому на воду. В то время он был как тайна – загадочная и притягательная».

Долгие годы о деталях этой записи было известно немного – в частности то, что владельца студии музыканты почтительно называли Яков Соломонович. Но незадолго до сдачи книги в печать мне удалось разыскать подпольного звукорежиссёра в Санкт Петербурге. Он вспомнил, как осенью 1976 года Гаккель познакомил его с Гребенщиковым, который показался саунд инженеру «слишком заумным». Тем не менее вся сессия прошла на удивление быстро, а на прощание Борис подарил Якову Певзнеру польскую пластинку Living Blues, почему то – со своим автографом. И стремительно растворился в ночи – вместе с двенадцатиструнной гитарой без чехла, хотя на улице гремел гром и хлестал ливень.

«В Википедии я указан как звукорежиссёр этой работы, – с удивлением замечал Марат. – Но всё дело в том, что в течение 1976 года меня практически не было в Ленинграде. И это ещё одно подтверждение того, что хронология Столетней войны составлена куда более основательно, чем история раннего “Аквариума”. Этот период особенно сложен для изучения, потому что был наполнен множеством бурных событий, мало связанных друг с другом, и определить их последовательность почти невозможно».

Спустя годы Гребенщиков рассказывал, как после записи «С той стороны зеркального стекла» он пытался убедить музыкантов написать собственную песню. Но – увы и ах – ничего из этой романтичной затеи не получилось.

В очередном письме Фану Борис констатировал кризис внутри группы:

«Почему то, к сожалению, только мои вещи делаются нами, а мне давно кажется, что в интерпретации я сильнее, чем в чистом самовыражении, а значит, мы сильно проигрываем. И много. Это я к тому, чтобы вы, суки этакие, писали своё. И тогда – ибо мы все живём здесь, и время нас пронизывает, как ветер – флаг, и создаётся феномен жизни и искусства».

В этой патовой ситуации тонус молодого сонграйтера предсказуемо опустился на уровень плинтуса. Оставшись без Джорджа, Дюши и Фана, идеолог «Аквариума» старался не расклеиваться и продолжал с помощью Гаккеля создавать новые песни.

«В то время мы с Севкой слушали всё подряд, от Gentle Giant до King Crimson, и пытались отобразить эти вещи по своему, с помощью одной гитары и виолончели, – вспоминал позднее Гребенщиков. – У меня была написана сюита под названием “Так говорил Аргамхар” – из шести или восьми частей, в которой всё менялось каждую секунду. Были сложнейшие гармонии, аккорды, построение текста, иногда музыка доигрывала текстовые фразы, продолжая человеческую речь. “Притчи графа Диффузора” по сравнению с этим были детскими играми. Мы слушали музыку двадцать часов в сутки и постоянно пытались всё, что слышали, использовать. Потом это всё куда то пропало.

ЧУДЕСА КРАСОТЫ

«Жизнь нельзя сформулировать».

Борис Гребенщиков

Вскоре в глубинах «Аквариума» возникла сумасбродная идея – отметить день рождения Джорджа Харрисона большим концертом. По одним данным, эту мысль впервые озвучили Гребенщиков с Гаккелем, по другим – Коля Васин с певицей Олей Першиной, исполнявшей фолк номера на английском языке.