Затем мной брался какой нибудь крючок, – например последняя строчка в припеве, и всё это перенасыщалось нашей реальностью, радикально противоположной тому, о чём поёт Дилан. Он пел про Нью Йорк и про свою жизнь, а мы отражали в текстах свой Петербург.
Возможно, суть построения песни “Ключи от твоих дверей” была такой же, как в Shelter from the Storm… Но всё остальное – это как прогноз погоды там и здесь».
В конце семидесятых этот мезозойский артефакт распространялся на редких концертах. Например, когда «Аквариум» играл в одном из институтов, Гребенщиков со сцены радостно объявил в микрофон: “Недавно мы с Майком записали альбом “Все братья – сёстры”. Кто хочет приобрести его, может подойти после выступления!” Звучало это достаточно дерзко, поскольку слово «приобрести» фактически значило «купить» – со всеми вытекающими последствиями. Всем желающим Борис оставлял номер телефона, а затем продавал катушку с записью. По его признанию, за несколько лет ему удалось реализовать три или четыре экземпляра…
Подводя итоги этого романтичного периода, хочется отметить, что, несмотря на полное отсутствие инфраструктуры, денег и каких либо перспектив, Гребенщиков продолжал играть концерты, издавать «Рокси» и записывать альбомы.
«После так называемой оттепели все, кто мог, свалили из страны, – комментировал эту эпоху Гребенщиков в одном из наших интервью. – А те, кто понимал, что им не свалить никуда, оторвались и организовали своё государство в государстве. И мне очень повезло в том смысле, что когда я был юношей, то попал прямо в самую гущу событий. И надо сказать, что наша партизанская культура была, с моей точки зрения, гораздо более интересная, чем, скажем, битники в Америке. И вся тогдашняя музыка была гораздо интереснее – просто ввиду отсутствия общего знаменателя… Правил игры не было вообще. Если ты что то записал и тебе это нравится – всё, отлично. Поэтому современная музыка мне представляется абсолютно униформенной по отношению к тому времени, когда каждый из нас был волен безумствовать, как хотел».
В этом контексте мне показалось важным узнать мнение друзей Гребенщикова, которые в то время были равноправными членами одной большой семьи. Оказалось, что в отношении идеалов и приоритетов выбор приятелей во многом совпадал.
«Боб всегда был уверен, что всё у него получится, даже в этой неритмичной стране, – утверждал Марат. – Музыканты других ансамблей считали, что единственная открытая дорога – это та, которую впоследствии выбрали Андрей Макаревич и “Машина времени”, – тарификация и пение эстрады вместе с Софией Ротару. Может быть, именно поэтому Горошевский в своё время так легко сманил людей в театр обещаниями будущей легализации. Гребенщиков же проявил недюжинный характер и не поддался всеобщему соблазну. Он упрямо продолжал делать своё дело – сначала в одиночку, а потом – вместе с Гаккелем и новыми друзьями. И судьба наградила его за это».
Часть II
МЕЖДУ МИФОМ И РЕАЛЬНОСТЬЮ
(1979–1983)
В ТБИЛИСИ
«В эти дни столица советской Грузии была охвачена музыкальной лихорадкой…»
Сообщение ТАСС, март 1980
После окончания университета «вечный студент» Борис Гребенщиков наконец то интегрировался в социум, найдя удобную работу невдалеке от места бывшей учёбы.
«Директор научно исследовательского института, в котором я трудилась, написал запрос на Борю, чтобы его устроили в нашу математическую лабораторию, – вспоминала Людмила Харитоновна. – С этим документом я пошла к своему приятелю – проректору ЛГУ по кадрам. Тот позвонил декану примата, который активно возражал и говорил, что Боря – плохой математик. |