– Скольким ангелам ты предлагал попробовать твои техники? – спросила я у него.

– Всем.

– И все  тебе отказали?

– Как ты уже, несомненно, поняла к этому времени, Каденс, у меня в Легионе не лучшая репутация.

– Других ангелов беспокоит, что ты просто можешь взмахнуть своим значком Мастера Дознавателя, и они окажутся в твоей власти, вне зависимости от их положения и ранга, даже если он выше твоего.

– Одна лишь вероятность очутиться в чьей то власти вызывает у ангела подозрение и злость.

– Другие ангелы тебя сторонятся, – осознала я.

– Никто из нас в принципе не ладит друг с другом, но да, они особенно враждебно относятся к моему присутствию.

– Это грустно.

– Просто так должно быть. Если бы я им нравился, если бы они меня не боялись, то из меня получился бы не очень эффективный Мастер Дознаватель. Дознаватели сами должны держаться в стороне от остального Легиона. Того требует наша работа.

– Это звучит так одиноко.

Он взглянул в мою сторону, пристально присмотревшись ко мне.

– Ты не должна жалеть меня, Каденс.

– Почему нет?

– Потому что… – он нахмурился. – Я не заслуживаю твоего сочувствия. Ты отдаёшь его слишком свободно, слишком легко. Враг может использовать это против тебя.

– Думаю, я знаю разницу между другом и врагом, Дамиэль. Ты мне не враг. Ты мой друг.

– Друзья, – он выглядел задумчивым. – Эта дружба может стать проблематичной, если мне когда либо придётся тебя допросить.

Я ослепительно улыбнулась ему.

– Тогда мне лучше приложить дополнительные усилия, чтобы вести себя хорошо и не делать ничего такого, из за чего я окажусь в твоём кресле для допроса.

– Уверен, у тебя это не вызовет проблем, принцесса. Ты всегда была идеальной.

– Так гласит моё личное дело?

– Более многословно, но по сути да.

Мне в голову пришла шальная мысль.

– Интересно, что гласит твоё  личное дело.

– Тебе придётся спросить у Никс. Моё личное дело уже очень долгое время видела только она.

– А ты его не видел?

– Нет.

– Ты никогда не испытывал соблазна заглянуть туда одним глазком? – спросила я.

– Сопротивление искушению закаляет характер.

Я рассмеялась.

– У тебя с моим отцом больше общего, чем вы оба признаете. Ты знаешь, что он постоянно помещал меня возле того, чего мне больше всего хотелось в тот или иной момент? Вода во время тяжёлой тренировки. Куртка во время тренировки при минусовой температуре, которую я должна была терпеть в футболке и трико для бега. А потом он смотрел, сколько я выдержу, не схватив то, в чем я нуждалась.

– И каковы были твои успехи?

– Неплохие, если смотреть в целом, – ответила я. – Я воздерживалась от воды и куртки. Но он знал мою величайшую слабость. Наша экономка готовила клубничные пирожные. Каждое из них походило на крохотный кусочек рая. Я до ужаса обожала эти клубничные пирожные, и мой отец знал об этом. Он часто ставил их на стол во время обеда. Само собой, я не должна была их есть; они находились под запретом. Он ставил их туда лишь для того, чтобы помучить меня. Затем, после каждого обеда, он выбрасывал их в мусорное ведро. Ну, однажды ночью (думаю, мне тогда было лет восемь) я обнаружила, что он оставил на тарелке несколько крошек от клубничных пирожных.

– Ты облизала тарелку, – сказал Дамиэль.

– Конечно, я облизала тарелку. И это было так вкусно, что после этого я полезла в мусорное ведро и выудила клубничные пирожные. В таком виде и застал меня отец – руки в мусорном ведре, а лицо перемазано клубникой и кремом.