Через час Харна-Турум превратился в серые квадратики на зеленовато-буром склоне, и только сердце проклятья чернело незаживающей язвой. Я стал богаче на одну запретную формулу, но историю чужого идиотизма записывать в дневник не стал.
Люди склонны жить иллюзиями, страны, сословия, возраст — отличается только глубина заблуждений. А уж черные… Этим объясни все в подробностях — через день забудут. Именно поэтому только профессионал способен в полной мере оценить угрозу, исходящую от белого мага и надлежащим образом к ней подготовиться (кое-какие амулеты Питер Мерсинг не снимал даже перед сном).
Имперский пастырь Ахиме Нацу и его мудрый учитель (да продлятся его годы!) с живым интересом наблюдали за жизнью походного лагеря, в котором свойственный всем черным нарочитый беспорядок мирно уживался с армейской дисциплиной.
— Я не извинился за то, что ушел тогда. Прости! Как ты тут обходился?
— Хорошо, — улыбнулся бывший пастырь. — Много практиковался в языке.
— И как тебе показались наши спутники?
— Они веселые, — пожал плечами Ахиме.
— Правда? — заломил бровь Ли Хан.
— Да. И с ними не нужно бояться, что от их шуток кто-то умрет.
Через лагерь прошествовал молодой некромант, как всегда чем-то недовольный. По пятам за ним, старательно повторяя все движения человека, следовало неназываемое по имени чудовище. Чуть дальше у водруженного на примус котла бранились сегодняшний кашевар, Румол и артефактор Браймер, требующий добавить в кушанье соли.
— Вы хотите их убить? — спокойно спросил Ахиме.
— Я должен хотеть их убить, — поправил его Ли Хан. — Так требует традиция. Ты знаешь, что такое традиция?
— Правила, которым надо следовать, чтобы оставаться самим собой, — с готовностью отозвался молодой белый.
— А зачем это надо, знаешь?
Ахиме заинтересованно наклонил голову.
— Соблюдая традиции, мы позволяем тем, кто навсегда ушел, оставаться с нами, — разъяснил Ли Хан. — Мы растем, взрослеем, учимся, чувствуя их присутствие и поддержку. Так прошлое соединяется с будущим.
К котлу подошел капитан Ридзер, попробовал кашу и по очереди съездил ложкой в лоб обоим спорщикам, запретив им баловаться со специями.
— Так должно быть, — поправился Ли Хан. — Но вот что странно: приверженцы нашей традиции умирают, а жить остаются те, кто ее предал, пусть и не по своей воле. А еще те, кто возненавидел собственную суть и отказался от нее. Что ты об этом думаешь?
— Мне все равно, — пожал плечами Ахиме. — Я — сирота.
— Я теперь — тоже.
Из кустов появился пес-зомби и подошел к куратору, отдыхающему в тени, приласкаться. Между разбросанными по земле вещами с независимым видом прошмыгнул белый кот и запрыгнул в грузовик. Изо рта у кота торчал мышиный хвостик.
— И знаешь, что я думаю? — продолжал Ли Хан. — Традицию нужно обновить, пока еще живы те, кто помнит, в чем она заключалась. Как омолаживают старые деревья: срезать мертвые ветви, замазать раны целебной мазью и позволить молодым побегам тянуться к свету, даже если это будут дички. Так старая традиция снова расцветет и все увидят, что она прекрасна. Что ты на это скажешь, Ахиме?
Вернулся некромант, чинно вытирающий руки влажным полотенцем. Ридзер громко объявил, что ужин готов, и обитатели лагеря стали собираться у котла, все, включая кота и зомби, которым, в принципе, каши не полагалось.
— Нужно найти мышь, учитель, — серьезно сообщил Ахиме. — Пока мастер Томас на нее не наткнулся. А то неловко выйдет. |