|
Левин часто со всеми тонкостями излагал ей свои мысли и нередко спорил с нею и не соглашался с ее объяснениями. Но теперь она совсем иначе поняла то, что он сказал ей. - О своей душе, известное дело, пуще всего думать надо, - сказала она со вздохом. - Вон Пармен Денисыч, даром что неграмотный был, а так помер, что дай бог всякому, - сказала она про недавно умершего дворового. - Причастили, особоровали. - Я не про то говорю, - сказал он. - Я говорю, что я для своей выгоды делаю. Мне выгоднее, если мужики лучше работают. - Да уж вы как ни делайте, он коли лентяй, так все будет чрез пень колоду валить. Если совесть есть, будет работать, а нет - ничего не сделаешь. - Ну да, ведь вы сами говорите, Иван лучше стал за скотиной ходить. - Я одно говорю, - ответила Агафья Михайловна, очевидно не случайно, но со строгою последовательностью мысли, - жениться вам надо, вот что! Упоминание Агафьи Михайловны о том самом, о чем он только что думал, огорчило и оскорбило его. Левин нахмурился и, не отвечая ей, сел опять за свою работу, повторив себе все то, что он думал о значении этой работы. Изредка только он прислушивался в тишине к звуку спиц Агафьи Михайловны и, вспоминая то, о чем он не хотел вспоминать, опять морщился. В девять часов послышался колокольчик и глухое колебание кузова по грязи. - Ну, вот вам и гости приехали, не скучно будет, - сказала Агафья Михайловна, вставая и направляясь к двери. Но Левин перегнал ее. Работа его не шла теперь, и он был рад какому бы то ни было гостю.. XXXI Сбежав до половины лестницы, Левин услыхал в передней знакомый ему звук покашливанья; но он слышал его неясно из-за звука своих шагов и надеялся, что он ошибся; потом он увидал и всю длинную, костлявую, знакомую фигуру, и, казалось, уже нельзя было обманываться, но все еще надеялся, что он ошибается и что этот длинный человек, снимавший шубу и откашливавшийся, был не брат Николай. Левин любил своего брата, но быть с ним вместе всегда было мученье. Теперь же, когда Левин, под влиянием пришедшей ему мысли и напоминания Агафьи Михайловны, был в неясном, запутанном состоянии, ему предстоящее свидание с братом показалось особенно тяжелым. Вместо гостя веселого, здорового, чужого, который, он надеялся, развлечет его в его душевной неясности, он должен был видеться с братом, который понимает его насквозь, который вызовет в нем все самые задушевные мысли, заставит его высказаться вполне. А этого ему не хотелось. Сердясь на самого себя за это гадкое чувство, Левин сбежал в переднюю. Как только он вблизи увидал брата, это чувство личного разочарования тотчас же исчезло и заменилось жалостью. Как ни страшен был брат Николай своей худобой и болезненностью прежде, теперь он еще похудел, еще изнемог. Это был скелет, покрытый кожей. Он стоял в передней, дергаясь длинною, худою шеей и срывая с нее шарф, и странно жалостно улыбался. Увидав эту улыбку, смиренную и покорную, Левин почувствовал, что судороги сжимают его горло. - Вот, я приехал к тебе, - сказал Николай глухим голосом, ни на секунду не спуская глаз с лица брата. - Я давно хотел, да все нездоровилось. Теперь же я очень поправился, - говорил он, обтирая свою бороду большими худыми ладонями. - Да,да! - отвечал Левин. |
