Северная Корея была далеко не единственной страной, в которой происходили подобные процессы. Ситуация в Пхеньяне во многом напоминала обстановку в других странах «национального сталинизма», к которым относились Румыния, Албания и, отчасти, Северный Вьетнам. По сравнению с другими социалистическими государствами, во всех этих странах был очень высок процент сельского населения, нынешних или недавних крестьян. Ни одна из них до прихода к власти коммунистов не знала демократии (некоторым исключением является Румыния, но и там демократическая традиция была очень слаба), а уровень образования был там очень низким даже по скромным меркам социалистического лагеря.

Рост национализма сопровождался усилением радикальных тенденций в северокорейской внутренней политике. В конце 1958 г. советские дипломаты обратили внимание на изменение формулировок, использовавшихся в северокорейских официальных документах. В декабре того года Ким Ир Сен внезапно объявил, что Северная Корея завершит построение социализма «в течение 4–5 лет». По видимому, это заявление было сделано под влиянием китайских экспериментов, поскольку Мао тогда тоже внезапно объявил, что социализм в Китае можно построить гораздо быстрее, чем это намечалось изначально. Эти заявления Пхеньяна вызвали скрытое недовольство Советского Союза. С точки зрения советских идеологов, новая позиция Пхеньяна звучала достаточно еретически, поскольку в соответствии с ортодоксальным советским марксизмом ленинизмом считалось, что переходный период в «странах народной демократии» должен длиться многие годы и даже десятилетия. Особенно это относилось к таким странам, как Северная Корея, которая была достаточно слаборазвитой даже по сравнению с другими «странами народной демократии». Новые программные заявления выражали стремление Пхеньяна ускорить темп социальных и экономических преобразований и сокрушить любое противодействие этому процессу . Для северокорейских лидеров, воспитанных на классических сталинских традициях, это стремление «вперед, к полному социализму» имело особый смысл. Как уже упоминалось, теория «народной демократии» была объективно дискриминационной по отношению к новым социалистическим государствам с их якобы «незрелым» социалистическим обществом, и на деле неявно усиливала представления о советском превосходстве. После 1957 г. такие идеи в Пхеньяне более не приветствовались. Лидеры Северной Кореи добивались равенства со «старшим братом» как в политической реальности, так и в идеологической символике. Руководство КНДР стремилось в кратчайшие сроки перестроить северокорейское общество в соответствии с требованиями ортодоксального ленинизма или, скорее, классического сталинизма, ускорив таким образом переход от отчасти незрелой «народной демократии» к полноценному «социалистическому обществу». Можно предположить, что это стремление отчасти возникло под влиянием перемен в Китае, где как раз тогда побеждал маоистский радикализм.

Самым ярким примером новой радикализации внутренней политики КНДР была поспешная коллективизация сельского хозяйства. Ортодоксия подразумевала, что в социалистической стране все крестьяне должны быть членами сельскохозяйственных кооперативов, контролируемых государством. В КНДР коллективизация началась в 1954–1955 гг. и к концу 1956 г. около 80,9 % хозяйств было вынуждено вступить в кооперативы. К концу 1957 г. уже 95,6 % северокорейских крестьян стали членами сельхозкооперативов . Политический кризис не замедлил этот процесс – наоборот, кажется, что именно после августовских событий пхеньянские лидеры решили увеличить темп преобразований в деревне. В апреле 1956 г. в заключительной резолюции III съезда ТПК было четко сказано, что нет необходимости ускорять коллективизацию, которая должна быть «постепенной» и «добровольной» . Однако именно 1956 г. стал годом усиленной коллективизации.