На смену Террору пришел хаос, а с ним начался золотой век бандитизма, так что вот уже целых два года банда Фэнфэна безнаказанно грабила жителей Боса, потеряв при этом всего двадцать пять человек.

Задача аббата Филиппа заключалась в том, чтобы продержаться как можно дольше в стенах своей неприступной крепости. Однако быть уверенным в том, что можешь отразить любую атаку, — это только половина дела. Ни владелец замка, ни гарнизон не могут жить без пищи. Сколько времени сможет продержаться аббат де Фарронвиль, не пополняя запасов? Впрочем, графиня де Ружмон думала лишь о своих страхах и по-прежнему считала, что решение переехать к аббату было верным. Она торжествующе поглядывала на Валентину и Рене:

— Видите, дети мои, в каком ужасном положении мы оказались бы, если бы остались в Ружмоне! Даже малочисленная горстка бандитов вполне могла бы ночью ворваться в замок, а у нас всего двое слуг, способных оказать хоть какое-то сопротивление! Стоит об этом подумать, как меня начинает бить дрожь! А здесь, за прочными стенами, под защитой храбрецов, которыми командует аббат… Какое нам дело до оборванцев с их палками! Честное слово, я спокойно дышу только последние шесть дней — с той минуты, когда аббат предложил нам перебраться к нему.

Валентина, которую ничуть не успокаивали слова матери, с серьезным видом кивала, в душе сожалея о покинутом Ружмоне, где остались дорогие ее сердцу воспоминания, и рассеянно отвечала:

— Я рада, мама, что здесь вы чувствуете себя спокойно и в безопасности.

Однако аббат Филипп не был спокоен. Увидев на следующий день, что число бродяг, осаждавших замок, резко возросло, он нахмурился и мрачно хмыкнул. Воздух с громким звуком, напоминающим охотничий рожок, вылетал из его орлиного носа. Готовый к любым передрягам, аббат приготовил в замке все необходимое для обороны, однако совершенно забыл о продовольствии.

Бандиты всегда действовали ночью, дерзко нападали на выбранный дом или ферму и под утро исчезали. До сих пор они никогда не осмеливались нападать при свете солнца, поэтому аббат разумно рассудил, что, держа оборону ночью, днем он беспрепятственно сможет отправиться к своим арендаторам и пополнить запасы в кладовых.

Но что же будет, если оборванцы и днем не позволят обитателям замка покинуть его стены, чтобы запастись едой? Помимо самого хозяина и трех его племянниц, в Фарронвиле находились десять мужчин и пять женщин, следовательно, всего девятнадцать человек. К этому следует добавить свору из сорока сентонжских псов, крепких и обладающих превосходным аппетитом, и восемь лошадей. Надо сказать, кони аббата привыкли в любое время года получать овес и прочий причитающийся им фураж. Собак каждый день кормили серым хлебом и картофелем, а два раза в неделю — мясом, которое поставлял в замок местный живодер. Теперь же, если бродяги не пропустят в замок повозку живодера и крестьян с продуктами, животными, вероятно, придется пожертвовать. При этой мысли аббата Филиппа охватывала бешеная ярость, понятная каждому истинному охотнику, и он цедил сквозь зубы:

— Когда мои собаки начнут дохнуть с голоду, я, пожалуй, натравлю их на эту мразь, пусть хоть поедят напоследок.

Вопрос о пище для людей стоял еще острее. Муки в замке осталось меньше, чем полквинтала. Каждые два дня на одной из окрестных ферм пекли хлеб, и крестьяне на телегах доставляли его в замок. Птицы осталось только на три дня, а при очень экономном расходовании — на четыре, так как Любен, занимавшийся приготовлениями к приезду дам, устроил праздничный обед на широкую ногу. Впрочем, птица предназначалась для господ. Для слуг, вероятно, можно было найти пару окороков. Ну, а потом… Неужели придется самим молоть овес, печь серый хлеб, есть конину, как это бывает в осажденных городах?! Эти мысли вызывали у владельца Фарронвиля разлитие желчи, упорство же и дерзость оборванцев поражали его.