— Ружье. Фляжку. Спрячь лаз. Сделай обход. Приведи Мусташа. Сходи за Гроньяром.

Питуа как человек, давно согласившийся с тем, что молчание — золото, не проронил ни слова. Он сходил в хижину, принес ружье и флягу, плотно прикрыл отверстие в земле и поправил ветки. Затем, уверившись, что обнаружить подземное убежище невозможно, бесшумно удалился.

Перейдя просеку, он оказался перед огромной елью, у подножия которой сидел на железной цепи большой пес, похожий на тех, что обычно помогают пастухам. Он был истощен, но могуч как волк, с длинными белыми клыками и живыми умными глазами. Пес поднялся, потянулся и зевнул и, отчаянно завиляв обрубком хвоста, стал лизать руки отвязывавшего его человека. Оказавшись на свободе, он сделал два или три круга, потянул носом воздух и замер.

— Ждешь Блэрио, славный Мусташ? Знаю, знаю… Хозяин-то в землянке. Увидишь его сегодня ночью. Пошли, иди рядом! Смотри в оба, не прячется ли здесь какой проходимец.

Казалось, пес все понял — он умчался в лес, вернулся через четверть часа и уселся напротив хозяина, серьезно глядя на него, будто говорил: «Ничего подозрительного».

Питуа и сам исследовал окрестности — отойдя подальше от дороги, он ходил целый час и, убедившись, что разбойники далеко, сел на край канавы.

Он достал из кармана большую краюху черного хлеба, разломил и отдал половину Мусташу, который тут же принялся уплетать ее, а другой кусок оставил себе. Как человек, знающий толк в еде и ни в чем себе не отказывающий, Питуа снова порылся в кармане мехового балахона и вытащил твердую как камень луковицу. Обтерев ее, он в один присест с большим аппетитом разделался с этим лакомством. Покончив с едой, он разбил лед, затянувший дно канавы, хлебнул воды и, восстановив силы, пошел обратно.

За несколько шагов до подземного лаза Питуа подошел к дубу, в стволе которого на высоте человеческого роста было выдолблено небольшое дупло, в нем летом наверняка гнездились скворцы. Стукнув четыре раза рукояткой ножа по стволу дерева, отдававшему гулким эхом, он крикнул в дупло как в рупор:

— Блэрио, все спокойно! Скоро ляжет туман, а я пойду за Гроньяром.

Прежде чем снова повесить нож на пояс, он заметил хорошую ветку, одним ударом срубил и, остругав по своей крепкой руке, зашагал в сопровождении Мусташа к дороге. С появлением первой звезды он приладил дубинку на плечи, ухватился руками за оба конца и, выпятив грудь, побежал в сторону Вилье. Не сбавляя шага, он пересек деревушку, оставил позади Шоси и понесся дальше, как хорошая лошадь. Добравшись до перекрестка у часовни Сен-Блез, откуда одна дорога вела в Шартр, а другая в Париж, он ненадолго остановился, истово перекрестился и, прочитав про себя «Отче наш» и «Богородицу», помчался дальше.

От Сен-Блеза неутомимый гонец очень быстро промчался через Буасе и деревушку Тури. Мусташ мчался по пятам за Питуа, который даже не вспотел во время этой бешеной гонки и его дыхание оставалось ровным. И вот впереди показался Жанвиль. Невероятно, но Питуа пробежал целых три лье всего за час. Было шесть часов вечера, и на дворе стояла глубокая тьма.

Жанвиль, куда так спешил Питуа, уже в то время был главным городом кантона. Добравшись до его центра и свернув направо, Питуа увидел рядом с церковью симпатичный домик и, обходя его в поисках входа, подумал: «Должно быть, здесь». Не мешкая он поднял молоток и решительно постучал.

Дверь с недовольным видом открыла пожилая служанка, державшая в руке свечу. Она вопросительно посмотрела на странно одетого человека и огромного пса, который сидел рядом с ним, тяжело дыша и скаля белые клыки.

— Здесь живет гражданин Гроньяр… Врач?.