– Минуту не может подождать… – проворчал Ричард. – Хотел бы я знать, что у нас с лаймами…

Он сдвинул стеклянную дверь и вошел в теплицу. Успокаивающе пахло компостом и дорогим удобрением. Он включил увлажнитель и прошелся между рядами лаймов, с удовольствием разглядывая завязи плодов на деревьях. Это были выносливые деревца из Страны басков, на следующий год он собирался – если только не умрет или не попадет в тюрьму – высадить их рядом с дубовой рощей. В Северной Ирландии морозы бывают редко, ее согревает Гольфстрим. Джек, садовник Коултера, уверенно заявил, что растения чрезвычайно живучи и отлично приживутся. Джек в садоводстве – дока, если уж он чего‑то не знает о растениях, то этого и знать не стоит.

Коултер слегка сжал двумя пальцами самый большой плод на самом высоком дереве.

«Какая красота!» – подумал он.

Он присел на плетеное кресло, стоящее в углу, стер рукавом конденсат со стекла и устремил взор на серый Северный пролив, еще более серое Ирландское море и голубые воды Атлантики на самом дальнем севере. Снова завибрировал телефон в кармане. Новое сообщение от Тома.

– Черт побери, какой настырный! И знает ведь, что скоро приду… – прорычал Коултер.

Ричард подбежал к восточной двери теплицы, распахнул ее, метнулся в сад, пригнувшись, побежал к забору, отделявшему дом от взлетной полосы.

Прошел вдоль забора и за ангаром прошмыгнул к каменной стене поместья, наверху которой была протянута колючая проволока, оставшаяся с тех времен, когда боевики впервые им заинтересовались.

Он отпер железные ворота и вышел на выгон для овец, находящийся за его домом. Выгон этот был, по сути, его собственностью, хотя и не являлся частью поместья.

Прошелся по Бла‑Хоул‑лейн.

В это ветреное утро над вершиной утеса парили чайки, неподвижно опираясь распростертыми крыльями на потоки бриза, дующего с моря. Небо было закрыто облаками, но над Шотландией светило солнце. Обернувшись, Коултер увидел, что машина Тома стоит на своем привычном месте.

Чтоб тебя черти живьем сожрали, Том, ну какую еще гадость ты мне хочешь сообщить?

Будто угадав мысли Ричарда, телефон ожил в третий раз.

Решив не обращать внимания на телефон, Коултер продолжил прогулку. Он был в пижамных брюках, халате, домашних тапочках, с собой у него не было ни цента. Но это не проблема. Стоимости одних лишь его часов хватило бы, чтобы купить билет на самолет до любого города.

Его миллионы были надежно спрятаны в недрах закрытых счетов на Багамах и в Швейцарии, он мог исчезнуть прямо сейчас. Ему не нужны были реклама, известность, Северная Ирландия и даже семья. Никто не знал, что на самом деле Коултер был страшно закомплексованным одиночкой. Вырос он в консервативном захудалом Ольстере 1940‑х годов. Отец его разводил коров и был трезвенником, истовым пресвитерианином, исправно посещавшим церковь. Мать – помешанной сектанткой, свято верившей в каждую букву Библии и в то, что все, кто не принадлежит к Свободной пресвитерианской церкви, отправятся навеки в ад, в особенности приверженцы Папы Римского. У Ричарда было пятеро братьев (трое из них стали миссионерами в Африке), а потому его не миновали проблемы, связанные с соперничеством между подростками. Коултеры – выносливый род, воины с границы Шотландии и Ольстера, пережившие Флодден, Гленкоу, Куллоден, Первую мировую, налет на Белфаст во время Второй мировой, когда «хейнкель‑111» люфтваффе, на много миль отклонившийся от курса, сбросил бомбу на их ферму.

Родители Ричарда еще живы, старшие братья верят всему, что слышат или читают о самом младшем. Так что одна из причин, по которым Ричард участвует в этих гнусных утренних телешоу, – возможность защитить свое доброе имя. Он даже обещал своей девяностолетней матери, что ее сын, свободный пресвитерианин, победит Майкла О’Лири, презренного католика, и станет первым ирландцем в космосе!

«НД ПОГОВРТЬ» – пришло очередное сообщение от Тома.