Надо было кому нибудь прервать затянувшееся молчание. Я заговорила первая.
– Все благополучно, друг мой, – сказала я, идя навстречу Луцилле. – Мы проходили мимо дома, а Оскар выбежал и остановил нас.
Мои объяснения пробудили в ней новую тревогу.
– Нас? – переспросила она. – Кто с вами?
– Нюджент со мною.
Последствия случившегося трагического недоразумения тотчас же обнаружились. Луцилла побледнела как полотно от мучительного чувства, что находится в обществе человека с синим лицом.
– Подведите меня к Нюдженту, чтоб я могла поговорить с ним, но не прикасаясь к нему, – шепнула она. – Я слышала, какая у него наружность. О! Если бы вы видели его таким, каким я вижу в темноте. Я должна сдержать себя. Я должна говорить с оскаровым братом ради Оскара.
Она схватила меня за руку и прижалась ко мне. Что было мне делать? Что сказать? Я не знала ни что говорить, ни что делать. Я глядела то на Луциллу, то на близнецов. Вот предо мною Оскар, слабый, подавленный унизительным положением, в какое поставил себя относительно женщины, на которой собирался жениться, и относительно брата, которого любил. А вот Нюджент, сильный, владеющий собою, он обнял брата, поднял голову и дает мне рукой знак, чтоб я молчала. Он был прав. Стоило мне оглянуться на лицо Луциллы, чтобы понять, что опасная и трудная задача вывести ее из заблуждения не может быть разрешена тут же на месте.
– Вы расстроены, – сказала я ей. – Пойдемте домой.
– Нет, – ответила она. – Я должна привыкнуть говорить с ним, начну сегодня же. Подведите меня к нему, но чтоб он меня не трогал.
При нашем приближении Нюджент освободился от Оскара, который, очевидно, не мог помочь нам в столь затруднительном положении. Он указал на низкую ограду дома, предлагая брату подождать там в стороне, до тех пор пока он будет в состоянии говорить с Луциллой. Благоразумие этого поступка обнаружилось немедленно. Луцилла позвала Оскара, как только тот отошел от нас. Нюджент ответил, что Оскар пошел в дом за шляпой.
Звук голоса Нюджента дал ей возможность рассчитать расстояние, на каком она находилась от него, и без моей помощи. Все еще держа меня за руку, она остановилась и заговорила.
– Нюджент, я узнала от Оскара то, что ему давно следовало сказать мне (она останавливалась после каждой фразы, с трудом сдерживаясь, с трудом переводя дух). Он заметил одну безрассудную мою антипатию. Не знаю как. Я старалась скрыть ее от него. Ни к чему говорить, в чем она состоит.
Она замолчала. Все крепче и крепче прижималась Луцилла ко мне, все старательнее боролась с овладевшим ею непреодолимым нервным отвращением. Он слушал девушку, смущенный, как всегда в ее присутствии, а в этот раз смущенный более обыкновенного. Глаза его были опущены в землю. Нюдженту как будто не хотелось даже поглядеть на нее.
– Кажется, я понимаю, – продолжала Луцилла, – отчего Оскар не хотел сказать мне…
Она остановилась, не зная, как выразиться, чтоб не оскорбить его.
– Сказать мне, – начала она снова, – чем вы не похожи на других. Он боялся чтобы, по глупой слабости моей, я не почувствовала предубеждения против вас. Хочу сказать, что я не позволю себе этого сделать. Никогда не было мне так стыдно, как теперь. У меня также есть свой недостаток. Мне следовало бы сочувствовать вам, а между тем…
Голос ее становился слабее и слабее. Она тяжело опиралась на меня. Взглянув на нее, я увидела, что еще немного и она упадет в обморок.
– Передайте вашему брату, что мы пошли домой, – сказала я Нюдженту.
Он впервые взглянул на Луциллу.
– Вы правы, – ответил он, :
– отведите ее домой.
Нюджент опять сделал знак, чтоб я молчала, и пошел к брату, ждавшему у ограды перед домом.
– Он ушел? – спросила Луцилла. |