Элизабет даже не знала, что и сказать. Она прекрасно понимала, что Рикки был прав. И она не могла себе представить, что было бы, если бы с ее семьей случилось такое горе...

Она взяла Рикки за руку и медленно, как можно осторожнее подбирая слова, начала говорить:

– Рикки, я знаю, что это может не понравиться тебе, но подумай о своих бабушке и дедушке. Для них это, должно быть, тоже трагедия. Почему, ты думаешь, они это делают? Они ведь любят тебя и твою сестру и просто хотят быть с вами...

– Мне плевать на то, почему они это делают! – взорвался Рикки. – Мне плевать, я просто хочу, чтобы они оставили нас в покое! И я хочу, чтобы ты оставила меня в покое!

Элизабет была ошеломлена. Она попыталась сдержать ярость, но у нее ничего не вышло.

– Отлично! Прекрасно! Просто великолепно! Знаешь, Рикки, я всегда считала тебя очень сильной личностью, но теперь мне кажется, что я глубоко заблуждалась! Я видела, как ты помогал Энни, когда ей приходилось тяжело. Я видела, как ты сидел около нее в больнице и уговаривал не сдаваться. Я никогда не думала, что увижу, как сдаешься ты!

– Я никогда не сдаюсь!

– Только не пытайся меня в этом убедить! Ты рассердился на своего отца и тоже хочешь его обидеть. И как ты это делаешь? Причиняешь боль тем людям, у которых кроме любви к тебе ничего больше в этой жизни не осталось! Ну, если это то, что ты чувствуешь, то ты все делаешь верно, отворачиваясь от бабушки с дедушкой, потому что ты не заслуживаешь этой любви, Рикки! Продолжай в том же духе! Сдавайся! Просто выкинь всю эту ерунду из головы и становись все более и более жестоким. Это будет очень умно с твоей стороны!

Элизабет перевела дух. Она понимала, что сказала больше, чем было нужно, но также понимала, что ничего изменить она все-таки не могла. Она потерпела поражение.

Элизабет вернулась в зал. Ее отец как раз заканчивал свое выступление.

– Я понимаю, что судьи не могут указывать людям, кого им любить, а кого ненавидеть, но мне почему-то кажется, что если мы сегодня поможем открыть эту дверь, то сделаем счастливыми многих людей в будущем. Пожалуйста, – Нед Уэйкфилд замолчал на некоторое время.

Было заметно, что он очень взволнован происходящим.

– Пожалуйста, ваша честь, подумайте о детях! О детях, – повторил он тихо. – Это единственное, что еще имеет значение в этом мире! Подумайте о них!

Мистер Уэйкфилд сел на свое место. Тут Лиз заметила, что Рикки снова вошел в зал и стоял теперь сзади, у дверей.

Теперь уже все в зале беспокойно ерзали на своих местах. Судья Уинтерс долго сидел неподвижно. В какой-то момент он собирался покинуть зал, но потом, видимо, передумал.

– Обычно, – начал он, – я удаляюсь, чтобы тщательно взвесить все «за» и «против» и принять решение. Но боюсь, сегодня решение уже принято за меня.

Элизабет видела, как дедушка и бабушка Рикки с надеждой взглянули на ее отца. Нед Уэйкфилд же уткнулся в бумаги и не выказывал этим людям, казалось, никакого расположения. Элизабет поняла, что ее отец как никогда волнуется за исход этого дела, впрочем, как и все остальные.

Судья Уинтерс продолжал:

– Закон гласит, что в соответствии с желанием родителей или опекуна...

– Прошу прощения, судья Уинтерс... – Весь зал обернулся и взглянул на Рикки, вышедшего в проход между рядами кресел. – Я бы хотел сказать кое-что, если еще, конечно, не слишком поздно...

Судья бросил взгляд на адвокатов – казалось, ни с той, ни с другой стороны возражений не было.

– Да? – Мистер Уинтерс предложил Рикки пройти ближе.