Разведенный на торфяных брикетах огонь шипел в узком камине, давая мало тепла, но извергая при каждом порыве ветра в трубе клубы едкого дыма. От гэнноновского самогона Херити проявлял некоторые признаки опьянения, тем не менее, когда они вышли наружу, чтобы собрать спрятанное оружие, то оставили кувшин на кухонном столе, а не перенесли спиртное в гостиную. Оружие, ружье и пистолет лежали разряженными на полу у ног Херити.

Голос Херити с той минуты, когда он вошел в гостиную, приобрел напряженность, как у человека, разговаривающего в доме с привидениями. Тем не менее, проверяя, хорошо ли устроились гости, он двигался по-прежнему сохраняя точность движений.

– Когда в Дублине стало невозможно оставаться дальше, мы сбежали сюда, в старое поместье моей семьи, – объяснял он. – Мой шурин приехал из Корка, так как сейчас не то время, когда дети могут оставаться в городе.

Шурин, Вик Мерфи, привез с собой двух уцелевших сыновей, Терри и Кеннета. Две его дочери и домработница умерли перед отъездом. Его жена, старшая сестра Гэннона, умерла при рождении Терри. Семейная история изливалась из узкого рта Мерфи с облегчением, когда он обнаружил, что отряд Херити всего лишь проявил осторожность и не является «одной из этих ужасных банд, которые рыщут в округе».

Джон выбрал низкий стульчик и разместился, прислонившись спиной к одной из стенок камина. Запах торфа был здесь сильнее, но зато кафельные плитки за его спиной излучали тепло.

Отец Майкл с детьми взял фонарь и ушел навестить могилы, расположенные на небольшой, огороженной камнем площадке, ниже по склону.

Мерфи, несколько более пьяный, чем Херити, сидел на кресле-качалке, которое поскрипывало при каждом его движении. У него был довольный вид человека, хорошо поевшего и выпившего, жизнь которого оказалась сегодня не хуже, чем в предыдущий день.

Херити сидел в одиночестве на кушетке в гостиной с автоматом на груди, свисающим с шеи на тонком кожаном ремешке. Он, казалось, был доволен этим мужским хозяйством и полон похвал кулинарному мастерству Гэннона.

У Гэннона не было видно обиды на жесткое вторжение Херити, но в глазах его застыло выражение человека, который никогда не станет больше играть в игру, зная, что наверняка проиграет. Когда Херити забрал у него ружье, оно стояло на предохранителе.

«Этот человек, только и ждет смерти», – думал Джон.

На ужин была свежая свинина и мозги с овощами из кухонного огородика, сваренные с яйцами. Пока Гэннон готовил ужин, Херити с Джоном обошли окрестности домиков и осмотрели хлев.

– Этот взгляд Гэннона, мы называем его «взгляд самоубийцы», – сказал Херити.

– Как случилось, что эти домики уцелели? – спросил Джон, посмотрев на желтый свет в окне кухни Гэннона. Пожар и разрушение, казалось, остановились не меньше чем за милю отсюда. В сумраке пасмурного вечера во всей долине не было видно ни огонька.

– В суматохе наших дней это просто чудо, – сказал Херити тихим голосом.

– Но я не думаю, что это чудо религиозного характера. Может быть, это из-за того, что в доме Гэннона никогда ничего не было сломано. Феи это любят. В этой стране есть странные вещи, что бы об этом ни говорили.

– Мне не нравится этот шурин, – сказал Джон, наблюдая за реакцией Херити на эти слова.

– Мерфи, да! Он хочет выжить любой ценой. Я много раз видел людей такого сорта. Они продадут душу, чтобы подышать воздухом лишние десять минут. Они продадут друзей и украдут корку хлеба у голодного. Да, ты прав, Джон. За этим Мерфи нужен глаз да глаз.

Джон кивнул.

Херити похлопал по израильскому автомату, висящему на ремешке у него на груди.

– Ему понравится мой автомат, этому Мерфи.