— Настоящую цену? — повторилъ м. Буртонъ.

— Конечно, — невозмутимо отвечалъ ничемъ не смущающійся м. Стайль. — Она еще женщина ничего себе — для ея летъ — да и лавчонка тоже недурненькая.

М. Буртонъ, скрывая свою злость, сделалъ видъ, что размышляетъ. — Если полъ-соверена… — сказалъ онъ наконецъ.

— Полъ-дурака! — нетерпеливо прервалъ м. Стайль. — Мне нужно десять фунтовъ. Ты только что получилъ свою пенсію, а кроме того, ты всегда былъ бережливъ и, наверно, откладывалъ.

— Десять фунтовъ! — проговорилъ м. Буртонъ задыхаясь. — Или ты думаешь, что у меня въ саду золотые рудники?

М. Стайль откинулся на спинку стула и закинулъ ногу на ногу. — Я не уступлю ни копейки, — сказалъ онъ твердо. — Десять фунтовъ и билетъ на обратный проездъ. Если же ты будешь ругаться, то я назначу двенадцать.

— Что же я объясню м-ссъ Доттонъ? — спросилъ м. Буртонъ, после четверти часа напрасныхъ пререканій.

— Все, что хочешь, — отвечалъ его великодушный пріятель. — Скажи ей, что я помолвленъ съ своей двоюродной сестрой, и что наша свадьба откладывается только вследствіе моего экцентричнаго поведенія. И еще можешь сказать, что произошла эта экцентричность отъ осколка бомбы, ранившей меня въ голову. Наговори сколько хочешь вранья; я никогда уже сюда не вернусь, и обличать тебя не буду. А если она будетъ стараться разузнать что-нибудь про адмирала, то напомни ей, что она обещала сохранить его пріездъ въ тайне.

Более часа м. Буртонъ просиделъ неподвижно на месте, обсуждая выгоды и невыгоды предложенной ему сделки, и наконецъ — такъ какъ м. Стайль решительно ни на что другое не соглашался — ударилъ съ нимъ по рукамъ и отправился спать въ состояніи духа, граничащемъ съ помешательствомъ и готовностью убить человека.

Онъ поднялся на следующее утро очень рано, и, отвечая какъ можно резче и короче на все замечанія м. Стайля, который былъ въ прекрасномъ настроеніи, отправился съ нимъ на вокзалъ, чтобы увериться въ его отъезде.

Утро было прелестное, ясное и прохладное, и несмотря на все постигшія его невзгоды, расположеніе духа м. Буртона начало проясняться при мысли о близкомъ освобожденіи. Омрачилось оно снова только при входе въ кассу вокзала, когда безсовестный м. Стайль решительно потребовалъ билетъ 1 класса.

— Где же видано, чтобъ адмиралъ ехалъ въ третьемъ! — заметилъ онъ съ негодованіемъ.

— Но ведь никто не знаетъ, что ты адмиралъ! — убеждалъ м. Буртонъ, стараясь подделаться ему въ тонъ.

— Нетъ, но я чувствую себя адмираломъ, — сказалъ м. Стайль, ударяя себя но карману. — Мне всегда любопытно было узнать, какъ чувствуютъ себя люди, едущіе вь 1 классе. Да и кроме того, ты можешь это сказать м-ссъ Доттонъ.

— Я могъ бы ей сказать и такъ, — заметилъ м. Буртонъ.

М. Стайль сделалъ видъ, будто сильно возмущенъ этими словами, и такъ какъ времени оставалось уже немного, то м. Буртонъ, пыхтя и отдуваясь такъ, что почти не могъ выговорить ни слова, купилъ билетъ 1 класса и проводилъ путешественника до вагона.

М. Стайль уселся подле окна и, удобно откинувшись на спинку дивана, протянулъ ноги на противуположное сиденье. Прозвучалъ звонокъ, и дверцы вагоновъ захлопнулись.

— Ну, прощай, Джорджъ, — сказалъ путешественникъ, высунувъ голову въ окно. — Очень пріятно провелъ у тебя время.

— Счастливо отделался! — бешено пробормоталъ м.