— Кого?

— Не кого, а что. Во-первых — цифру 1, которая порождает мир Первопричины. Во-вторых, двойка отрицает целостность и единство, волю к проявлению. Поэтому наша числореальность так двойственна и противоречива.

— Звучит-то как интригующе — числореальность, — фыркнул Евгений. — Напридумают же! Почему ты считаешь, что мы живём именно в этой… гм, гм, реальности, под двойкой? А не, скажем, под тройкой или десяткой?

— Долго объяснять.

— Попытайся.

— Так сложилось, — привёл философский аргумент Саблин, недовольный тем, что затеял разговор на эту скользкую тему.

Числонавтикой всерьёз занимался Прохор, сам же он лишь повторял его слова, не придавая им особого значения. К тому же ситуация в этой чисто научной области знания вдруг стала изменяться в сторону криминальных последствий. И если Прохор не сочинял, а он не из тех, кто ради красного словца готов наговорить с три короба небылиц, то его контакты с Прохором из одиннадцатого числомира (Ф-превалитета, как он выразился) действительно несут непрогнозируемую угрозу.

— Что-то ты темнишь, — заметил его колебания Евгений.

Он был человеком хватким, практичным, сметливым, но к наукам вообще и к математике в частности относился как к неизбежному злу и старался с представителями этой дисциплины дружить в отдалённом доступе.

— Ничего я не темню, просто кое-что знаю, хотя заниматься этим надо серьёзно и долго.

— Не понимаю, что интересного в математике. Ну, цифры там, числа, фигуры разные, что ещё?

— Никто тебя не заставляет любить математику. Как говорил один усатый мудрец: каждому своё. Давай вместе съездим к мэру, объясним ситуацию, растущий интерес молодёжи к спорту, заинтересуем масштабом, глядишь, и поспособствует.

— Он парень упрямый, — Евгений занялся делами, — но почему бы не съездить? Ты бываешь весьма убедителен на татами. Кстати, к нам копы заходили.

— Копы? — насторожился Саблин, вспоминая встречу с полицейскими у квартиры Прохора. — Чего им было надо? И сколько их было?

— Двое, майор и лейтенант-женщина. Интересовались твоим выступлением.

— В каком смысле?

— Примешь ли ты участие в чемпионате, кто будет за тебя болеть. Я сказал им, много народу болеет.

— Странно, с какой стати полицию стала интересовать толпа болельщиков?

— Хотят обеспечить безопасность чемпионата.

— Безопасностью занимаются другие ведомства, специально обученные люди. Больше они ничего не спрашивали?

— Спросили, где ты тренируешься и кто тебя сопровождает. Я сказал, что тренируешься ты здесь, в клубе, а сопровождение тебе ни к чему.

Саблин помолчал, переживая неприятное чувство беспокойства. Вопросы полицейских показались непривычно подозрительными, липкими, и даже их появление в офисе владельцев спортклуба было странным, потому что они не должны были интересоваться ни сопровождением и охраной спортсменов, ни охраной клуба и самих соревнований. Для этого и в самом деле существовала давно заведенная система поддержания безопасности подобных мероприятий.

— Ладно, разберёмся. Ты их фамилии спросил?

— А как же, — ухмыльнулся Евгений. — Предъявили удостоверения: майор Апресян, лейтенант Хабышева.

— Молодец, бдишь.

— Не люблю я полицию, иногда лучше с бандитами дело иметь, чем с копами. Когда переименовывали, власть искренне рассчитывала изменить всю систему, но как служили там подонки и хапаки, так и остались служить.