— Но он не хочет, — сказал Нед с усмешкой, — он отлично проводит время, да. Сам увидишь.

В то время мой брат квартировался в «Дельфине», таверне к северу от Бишопсгейт, и именно туда Нед меня вёз.

— Я не позволю тебе ходить по Лондону, парень, уж лучше сразу выпустить тебя в аду. — Он остановил фургон под огромной вывеской постоялого двора, на которой гротескная рыбина выпрыгивала из воды, и дал мне новое письмо, продиктованное матерью, письмо, вероятно, написанное Гилбертом или Эдмундом, и бросил мне один из тех двух шиллингов, которые я ему дал. — Береги себя, малец. Это, может, и великий город, но Лондон может быть опасным.

Я спрыгнул с фургона, но прежде чем успел дойти до двери таверны, какой-то человек схватил меня за руку так крепко, как огромные тиски Томаса Батлера. 

— Подайте милостыню старому солдату, господин, — сказал он. 

Одной рукой он держал меня, другой ощупывал мой камзол в поисках кошелька или подвески на шее.

Хлыст Неда щелкнул по щеке попрошайки, и мгновенно выступила кровь.

— Оставь парня в покое, — прорычал Нед и снова взмахнул кнутом. — Заходи внутрь, Ричард, — сказал он. — Заходи внутрь.

Я колебался. На мгновение возникло искушение попросить Неда отвезти меня домой. Меня избили бы до крови и могли даже заклеймить как вора, но я был бы в безопасности. Я стоял в страхе и нерешительности, а затем вспомнил, как Томас Малливер бил меня палкой, приговаривая по-латыни: «Audaces fortuna iuvat, ужасный ребёнок!» Фортуна любит смелых, и поэтому ужасный ребёнок повернулся и вошёл в «Дельфин».

Я останусь.

Брата там не было.

— Не знаю точно, где он, дорогой, — сказала мне Нелл. Она была в постели моего брата, но я увидел лишь, копну рыжих волос, разбросанных по подушке. — Ты его брат?

— Да.

Она стащила одеяло с лица и посмотрела на меня. 

— А ты красавчик. Как тебя зовут?

— Ричард.

— Сколько тебе лет?

Я колебался, потом соврал.

— Семнадцать.

— А я — девственница, дорогой, — сказала она с улыбкой. — Ты убежал из дома?

Я опять засомневался, потом кивнул.

— Да.

— Я тоже, — сказала она, потом зевнула. — Твой брат уехал в какой-то город в Сассексе, дорогой, играть в каком-то большом доме. К какому-то лорду. Все вернутся завтра.

Я смутился. Я увидел её обнажённые плечи и выпуклости бледных грудей. Она была хороша. У неё были ярко-зелёные глаза, крупные губы и спутанные рыжие волосы. Вероятно, ей было не больше шестнадцати или семнадцати, но она заставила меня почувствовать себя совсем юным, мне было очень неловко.

— Ты... — начал я и запнулся.

— Я здесь живу. Не в этой комнате, дорогой, но его кровать намного удобнее моей. Надо думать, она тебе сегодня понадобится?

Я не знал, что сказать, поэтому вместо этого оглядел комнату с кроватью, табуреткой, сундуком для одежды, широким столом под окном, обращённым к северу, и массивным стулом. Стол был завален бумагами. На нём стояло три чернильницы и оловянная банка с пучком перьев. В небольшом очаге осталась куча золы.

— Я могу поспать на полу, — пробормотал я.

— Не глупи. В кровати найдётся место для двоих. — Она увидела, что я покраснел, и рассмеялась. — Не волнуйся, дорогой, у тебя есть постель, а я вернусь на чердак.

— Ты... — начал я и опять засомневался. 

Я чуть не предложил, чтобы она осталась, но потом растерял всю свою смелость.

— Да? — спросила она, прекрасно понимая, что я собирался произнести, потом снова засмеялась, отбросила одеяло и спустила ноги на пол.