— Ты играешь мужчину, — сказал Раст, — ты всегда этого хотел!

— Который играет женщину, — сказал Саймон Уиллоби, на всякий случай, если кто-нибудь за длинным столом не понял шутку.

Уилл Кемп, точнее, Ник Основа, прервал его с требованием сыграть Фисбу вместо меня, и началось ещё большее веселье, потому что Кемп славился тем, что хотел сыграть другие роли помимо своей. Труппа начала наслаждаться пьесой, и по мере её продолжения в зале нарастало веселье, а я просто кипел от негодования. Алан Раст был прав, я играл мужчину, но мужчина, которого я играл, должен был притворяться женщиной. И я ничего не мог с этим поделать.

Ухмыляющийся брат меня обманул. Когда репетиция закончилась, я подумал, что сумею как-то на это повлиять.

В тот день мы так и не закончили читать, времени было слишком мало. Когда городские церкви пронзительно отбили одиннадцать, брат велел нам забрать свои роли, выучить их и собраться в «Театре» на следующее утро, чтобы закончить чтение.

— Участвующие в «Семи смертных грехах» теперь должны пойти в театр, — сказал он.

— Почему завтра мы не репетируем здесь? — спросил Джордж Брайан.

— Завтра здесь будет Питер Стрет, — объяснил брат. Плотник Стрет  выполнял большую часть работ для «Театра». — Чаще всего мы будем репетировать здесь, — продолжил брат, но завтра привезут доски для новой сцены и стен, и будет шумно.

Я не участвовал в «Семи смертных грехах», а значит, во мне не было необходимости. Мой брат, погружённый в разговор с Джоном Хемингсом и Генри Конделлом, проигнорировал меня, когда уходил. Однако Алан Раст меня отыскал. 

— Ты сглупил, — сказал он.

— Почему?

— Потому что Дудка — хорошая роль. Всё дело в том, что ты плохо играешь женщину! Публика поймёт, что ты мужчина.

— Они и так это знают, — угрюмо сказал я.

— Ну что ты за дурак? Когда ты играешь Астинь, зрители не видят мужчину, одетого как женщина, они видят королеву! Они даже слышат королеву! Мы обманываем их, Ричард! А Дудка? Вся заковыка в том, что ты их не обманываешь. Ты, как говорится в пьесе, мужчина, играющий женщину. Таким образом, ты играешь женщину как мужчина, и играешь её плохо. Это шутка, и шутка очень удачная. — Он вывел меня через дверь под галереей менестрелей, но теперь колебался, не зная, какой путь выбрать.

— Наверное, это буфетный коридор.

Это действительно был буфетный коридор, и он вел в конюшенный двор, где мыли и расчесывали пару лошадей для экипажа.

— Осмелюсь сказать, — произнес Раст, глядя на меня, — что ваша последняя сцена с Уиллом Кемпом будет самой забавной в пьесе. Это отличная роль! Тебе нужно радоваться.

— Мне придётся влюбиться в Уилла Кемпа? — сердито спросил я.

— Непросто, я согласен, но ты актёр. Ты справишься. Правда, Ричард, тебе нужно радоваться.

Я был совсем не рад. Раст прав, это шутка, но подшутили надо мной, а в довершении к моим страданиям, я не видел ни проблеска Сильвии.

Мы покинули конюшенный двор, и где-то на Уотер-лейн Раст повернул наверх, в направлении «Театра», а я свернул влево, к реке. В моём кошельке лежала горсть монет, и как бы мне ни было их жаль, я решил отправиться к лестнице Парижского сада на южном берегу Темзы. Мне больше нечего было делать в тот день, за исключением, может быть, изучения роли Фрэнсиса Дудки, а это энтузиазма у меня не вызывало.

У ступеней на нижнем конце Уотер-лейн ожидали полдюжины лодочников, но прежде чем я подозвал лодку, меня самого окликнули, или, вернее, меня отвлёк вздох, который заставил обернуться, и это, к моему удивлению и удовольствию, оказалась Сильвия. Очевидно, она следовала за мной по Уотер-лейн и направлялась, как и я, к реке.